 |
ЧЕРНЫЙ ВОРОН
Окрестись, мамаша, маленьким кресточком,
Помогают нам великие кресты.
Может, сына твоего, а может, дочку,
Отобьют тогда кремлевские часы.
Припев:
А ну-ка, парень, подними повыше ворот,
Подними повыше ворот и держись.
Черный ворон, черный ворон, черный ворон
Переехал мою маленькую жизнь.
На глаза надвинутая кепка,
Рельсов убегающий пунктир.
Нам попутчиком с тобой на этой ветке
Будет только лишь строгий конвоир.
А если вспомнится красавица молодка,
Если вспомнишь отчий дом, родную мать,
Подними повыше ворот и тихонько
Начинай ты эту песню напевать.
В припеве две последние строки повторяются
С фонограммы Ирины Муравьевой и Теодора Ефимова, CD «В нашу гавань заходили корабли» № 5 и «В нашу гавань заходили корабли: Ирина Муравьева», «Восток», 2001.
В книжном сб.: В нашу гавань заходили корабли. Пермь, "Книга", 1996, первый куплет дан в другой редакции, остальной текст не отличается:
Окрести, мамаша, маленьким кресточком,
Помогают нам великие кресты.
Может, сыну твоему, а может, дочке,
Отбивают срок казенные часы.
Этот же вариант текста с нотами - в сб.: Павленко Б.М. «На Дерибасовской открылася пивная...»: песенник: популярные дворовые песни с нотами и аккордами / Сост. Б.М. Павленко. - Ростов н/Д: Феникс, 2008. - (Любимые мелодии). C. 95-96:
"ЧЕРНЫЙ ВОРОН" с 1920-х до 1950-х гг.
Фургон для перевозки арестантов ("черный ворон") упоминается с первых лет советской власти - в 1918 году они уже ездили по Москве. Первоначально - по крайней мере, еще в начале 1920-х, - "ворон" действительно был черного цвета. Потом он был всяким, о чем сохранилось много вспоминаний бывших заключенных. Когда человека "брали", за ним приезжали 3-4 сотрудника НКВД на служебной легковой машине. На ней его персонально везли во Внутреннюю тюрьму (в Москве - на Лубянку). После формального следствия перевозили в пересыльную тюрьму, где содержали до суда. В Москве это была Бутырка, тюрьма для политических (тогда ее называли во множественном числе - "Бутырки"). В эту дорогу арестованного везли уже на "вороне", вместе с другими. В 1938 году на пике репрессий Бутырка не в состоянии была принять столько арестантов, и тех, кто в нее "не влазил", везли в Таганку, уголовную тюрьму. Условия там были хуже.
Эсерка Берта Бабина-Невская, (1886-1983), арестованная вместе с мужем в феврале 1922 года в ходе массовых арестов эсеров, вспоминает перевод из Лубянки в Бутырку:
Во дворе стоял «черный ворон». В те времена это был еще настоящий «честный» ворон, не то что пятнадцать лет спустя, когда он скрывался под псевдонимами «Мясо», «Молоко», «Сухофрукты», был раскрашен в яркие цвета, а внутри представлял собою форменную душегубку. Нет, тогда, в 1922 году, это была черная машина, напоминавшая собачий ящик, с крохотным решетчатым окошком на задней стенке и с длинными скамьями по бокам. Внутри царила почти полная тьма. Но лишь только мы туда вскарабкались, как раздались радостные восклицания. Там уже сидели мужчины, а также женщины из других камер. Встретились жены с мужьями, сестры с братьями. Мы тоже увиделись с Борисом после трехнедельной разлуки. Она нам показалась такой долгой! А ведь когда-то совместная наша жизнь тоже началась с разлуки! Борис просидел тогда полгода и поехал в ссылку, так что сын родился без него. Но то было в царские времена. Теперь мы еще пока мерили жизнь по другим масштабам, а грядущее «таилось во мгле»!..
Не было конца расспросам и рассказам… Конвой помещался в кабине и нам не мешал. «Товарищи! – вдруг раздался чей-то молодой голос, покрывая весь наш приглушенный гул. – Сейчас нас посадят в карантин, где могут продержать дней десять. Не соглашайтесь на это, требуйте немедленного осмотра врача и отправки в социалистический корпус!» «Конечно, будем требовать, обязательно будем!» - закричали со всех сторон…
Бабина-Невская Б. Первая тюрьма (февраль 1922) // Доднесь тяготеет. Вып. 1. Записки вашей современницы. - М.: Советский писатель, 1989, с. 135-136.
Ольга Адамова-Слиозберг, р. 1902, беспартийная, арестованная в 1936 году якобы за причастность «к террористической организации с целью убийства Кагановича», вспоминает тот же путь из Лубянки в Бутырку:
Меня в сопровождении конвоира провели во двор и посадили в «черный ворон». Если кто-нибудь не знает, я объясню: это зеленая* закрытая машина для перевозки заключенных. Внутри она разделена на одиночные купе, такие тесные, что люди с длинными ногами должны были их поджимать, а то прищемит дверью. В 1937 году эти машины были столь популярны, что в одной школе первоклассники на вопрос «Какого цвета ворон?» дружно ответили: «Зеленого».
Итак, меня засунули в одиночное купе. Я не могла видеть, куда мы едем, и вся дрожала. Где-то внутри еще теплилась глупая надежда, что меня привезут домой и отпустят. «Ворон» остановился. Мы вошли во двор Бутырской тюрьмы.
* В 1936 году в Москве «черный ворон» был зеленого цвета. В 1949 году во время моего повторного ареста «черный ворон» выглядел иначе: на железном кузове было написано: «Хлеб», «Мясо».
Адамова-Слиозберг О. Путь // Доднесь тяготеет. Вып. 1. Записки вашей современницы. - М.: Советский писатель, 1989, с. 22.
Заяра Веселая, студентка Московского городского пединститута, дочь репрессированного в 1937 году писателя Артема Веселого (романы «Гуляй Волга» о Ермаке, «Россия, кровью умытая», неоконч. «Запорожцы»), арестованная в ночь на 23 апреля 1949 года вместе с сестрой Гайрой на волне арестов «детей» - т. е. детей тех, кого репрессировали ранее, и осужденная на 5 лет ссылки по статьям «7-35» - социально-опасный элемент (лицо, не совершившее преступлений, но, по мнению НКВД, в принципе могущее их совершить):
Наш первый этап: Бутырки – Куйбышевская пересыльная тюрьма (до Куйбышева мы ехали вместе с Гайрой).
Воронок, в котором нас везли на Казанский вокзал, был набит настолько плотно (в кабинках сидели, в коридорчике стояли), что нам с Майкой физически не хватило места. Конвоиры, которым полагалось помещаться по обе стороны задней зарешеченной дверцы, были вынуждены примоститься вдвоем на одном сиденье, предоставив другое нам с Майкой. Таким образом мы получили неожиданную и счастливую возможность бросить прощальный взгляд на московские улицы.
При подъезде к Комсомольской площади воронок остановился перед светофором. Гляжу, по краю тротуара идет Володя Котов – студент старшего курса нашего института (мы учились неподалеку, в Гавриковом переулке), идет не спеша – и ест бублик. Обрадовались ему, как родному, хотя были мы едва знакомы. Первое побуждение – окликнуть (зарешеченное окошко, по жаркому времени, было без стекла). Но тут же возобладала здравая мысль: вряд ли человек обрадуется, если его окликнут из нутра черного ворона!..
Веселая З. 7-35 // Доднесь тяготеет. Вып. 1. Записки вашей современницы. - М.: Советский писатель, 1989, с. 574.
Анатолий Жигулин, р. 1930, первокурсник Воронежского лесотехнического института, арестован 17 сентября 1949 года за членство в нелегальной "Коммунистической партии молодежи", созданной в 1947 году в Воронеже, вспоминает этап из воронежской городской пересыльной тюрьмы в Краснопресненскую пересыльную тюрьму в августе 1950 года:
А в столице и старых воронков в то время уже не было. Наш столыпин загнали в тупик, огороженный высокой дощатой стеною. Нас пересчитали, еще раз проверили. И въехали в загон два огромных фургона. На одном было написано: «Росглавкондитер. Хлебобулочные изделия». На другом: «Мясо. Мясные изделия». Фургоны были новые и красивые, ярко разрисованные калачами и колбасами. Я попал в «Мясные изделия».
Нас долго везли до Краснопресненской пересыльной тюрьмы. Я до этого никогда в Москве не был. Но фургоны – без окон. Сквозь узкие вентиляционные щели были иногда видны какие-то обрывки старых, замурзанных улиц.
Двери фургонов открылись лишь во дворе огромной (не екатерининской) тюрьмы, которая была замаскирована под фабрику. Вместо наружных решеток – решетки, внешне похожие на жалюзи. Возвышалась высокая кирпичная труба, и даже дымок шел из нее.
Жигулин А. Черные камни: Автобиографическая повесть. - М.: Современник, 1990. - с. 128-129.
ВАРИАНТЫ (2)
1. Черный ворон
Замечательная арестантская песня, по художественным достоинствам стоит в одном ряду с «Этапом на Север», «Ванинским портом», «Не печалься, любимая» и некоторыми другими шедеврами лагерной песенной лирики. Прекрасно исполнила её Ирина Муравьёва в передаче «В нашу гавань заходили корабли», хотя и несколько исказив первый куплет.
Эдуард Успенский вспоминает, что песня была взята в его передачу из спектакля одного ленинградского театра, и первый куплет звучал следующим образом:
Окрести, маманя, маленьким кресточком
Не икону, а Великие Усы,
Если сыну твоему, а можем, дочке,
Отбивают срок казенные часы.
Под «Великими Усами» подразумевался, разумеется, Сталин. Чтобы придать песне более современное звучание, Успенский переделал вторую строчку — «Помогают нам великие кресты». На мой взгляд, это сделано не слишком удачно: маленький кресточек и великие кресты несколько не вяжутся... Но именно в таком виде песня продолжает жить. K сожалению, мне не удалось выяснить, была ли написана песня специально для спектакля или же просто был использован арестантский фольклор.
***
Окрести, маманя, нас своим кресточком,
Помогают нам великие кресты.
Может, сыну твоему, а может, дочке
Отбивают срок казённые часы.
Припев:
А ну-ка, парень, подними повыше ворот,
Подними повыше ворот и держись! (1)
Чёрный ворон, чёрный ворон, чёрный ворон (2)
Переехал мою маленькую жизнь.
На глаза надвинутая кепка,
Сзади рельсов убегающий пунктир;
Нам товарищем с тобой на этой ветке
Будет только лишь суровый конвоир.
Припев.
Если вспомнится любимая девчонка,
Если вспомнишь отчий дом, родную мать (3) -
Подними повыше ворот и тихонько
Начинай ты эту песню напевать.
Припев.
Две последние строки куплетов и припева повторяются
(1) Композитор Григорий Гладков в каждом припеве эту строку исполнял по-разному: во втором - "Подними повыше ворот и не гнись", в третьем - "Подними повыше ворот, распрямись".
(2) Чёрный ворон, ворон, воронок - грузовой спецфургон для перевозки арестантов.
(3) Вариант -
"Если встретится красавица-молодка
Или вспомнишь отчий дом, родную мать".
Жиганец Ф. Блатная лирика. Сборник. Ростов-на-Дону: «Феникс», 2001, с. 258-260.
2.
Окрестись, маманя, маленьким кресточком.
Помогают нам великие кресты.
Может, сына твоего, а может, дочку,
Отобьют тогда кремлевские часы.
Припев:
А ну-ка, парень, подыми повыше ворот,
Подыми повыше ворот и держись.
Черный ворон, черный ворон, черный ворон
Переехал мою маленькую жизнь.
На глаза надвинутая кепка,
Рельсов убегающий пунктир.
Нам попутчик с тобой на этой ветке
Будет только строгий конвоир.
А если встретится красавица-молодка,
Если вспомнишь отчий дом, родную мать,
Подыми повыше ворот и тихонько
Начинай ты эту песню напевать.
Запрещенные песни. Песенник. / Сост. А. И. Железный, Л. П. Шемета, А. Т. Шершунов. 2-е изд. М., «Современная музыка», 2004.