Игорь Курышев

ПАСЫНКИ СУДЬБЫ (ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА В ДОКУМЕТАХ)

Коркина слобода. Краеведческий альманах. Выпуск 4 - Ишим: изд-во ИГПИ им. П. П. Ершова, 2002, стр. 56-63.


Годы Гражданской войны в России (1918-1921 гг.) поистине стали времен народного лихолетья, вобрав в себя целую эпоху людских страданий, потерь, разочарований и надежд, взлетов и падений. Можно вполне согласиться с мнением писателя Бориса Васильева о том, что любая война (в том числе гражданская) - "состояние опрокинутой народной нравственности", поскольку она обесценивает человеческую жизнь, санкционирует убийства людей без суда и следствия, ликвидирует демократические свободы, делает вполне позволительным безвозмездное присвоение чужой со6ственности.

Огнекрылая романтика революции быстро изжила себя в непрекращавшихся грабежах и насилиях, дележе чужой собственности, жестоких расправах, испепеляющих пожарищах, в ошалелом буйстве того страшного, бессознательно жестокого, архаичного, что прячется где-то в потаенной глубине, в тени человеческой натуры. Сотни тысячи искалеченных человеческих судеб были принесены на жертвенный алтарь Революции...

Один из эмигрантских мемуаристов Сергей Штерн, оценивая масштабы той трагедии, которую принесли простым людям революция 1917 г., империалистическая и гражданская войны, справедливо отмечал: "Люди средних классов слишком настрадались с 1914 г., вынесли слишком много лишений и горя, вытерпели слишком много ударов судьбы. Материально и морально средние классы были, бесспорно, пасынками исторической судьбы, они поэтому так и нуждаются в передышке, отдыхе, просвете (выделено мною - И.К.). События обрушились на многоликого среднего человека - среднего материально и духовно - всей своей тяжестью, не дав даже крошек с пиршеского стола баловней судьбы... Самая элементарная справедливость требует, чтобы так больше не было".

Для гражданской войны были характерны многочисленные проявления "коллективной ответственности", когда за преступления одного расстреливали, наказывали десятки и сотни лиц, не имевших к нему никакого отношения. При восприятии людей тогда, в атмосфере социальных потрясений, особо важное значение приобретали классовые стереотипы, разделение по принципу "чужой - свой", проповедовалась классовая ненависть. Все это не могло не сказаться на образе мыслей и чувств, поведении людей.

Одно из ярких тому свидетельств - приводимые ниже документы из переписки Ишимской уездной чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией, а также о реквизиции и конфискации движимого и недвижимого имущества у граждан Ишимского уезда (1919-1922 г.г.). Как явствует из содержания документов, даже отступление с белыми под угрозой оружия приводило нередко семьи лиц, заподозренных в малейшем соучастии в колчаковщине, к необоснованным гонениям и преследованиям после восстановления Советской власти в Сибири. В такой обстановке появилось немало "темных" личностей, которые под видом классовой ненависти стремились безнаказанно нажиться за чужой счет, свести личные счеты с бывшими представителями эксплуататорских классов, буржуазии.

Имущество, недвижимость купцов, торговцев, представителей интеллигенции, отступавших с белой армией или же подозревавшихся в этом, национализировались, передавались советским учреждениям, местному руководству, высокопоставленным служащим. Органы ВЧК на местах, политбюро устанавливали за прежними "эксплуататорами", духовенством негласную слежку, тщательно контролировали их деятельность. Понятно, что за всем этим стояла подчас человеческая трагедия. Так, несмотря на прошения в губернские и уездные органы власти, А. И. Родчеву, вдову И. Ф. Родчева, мастистого купца, почетного мирового судьи Тобольского окружного суда, жителя села Викулово Ишимского уезда, лишили принадлежавшего ей по праву дома и имущества (к тому же существенно разграбленного к моменту ее приезда домой), оправдывая что ее муж - "капиталист, буржуй и эксплуататор".

При этом Ишимский уездный отдел социального обеспечения был буквально завален жалобами на невыносимые жилищно-бытовые условия, прошениями обездоленной, отчаявшейся крестьянской бедноты о предоставлении одежды, обуви, продовольствия. В связи с этим можно привести справедливое замечание известного русского П. А. Сорокина: "...Возьмите сотни и тысячи тех "примазавшихся" "коммунистов", которые под покровом "высоких слов и святых мотивов" ("война дворцам - и мир хижинам", "углубление революции", "защита трудового народа") попросту грабили всех и все, что было ценно, - деньги, вещи, белье, квартиры и т.п. - "реквизировали", "секвестировали", "социализировали", следуя лозунгу: "Что твое мое, что мое - мое". В этих и в тысяче других факторов под высокими словами кроются "низкие истины" биологических аппетитов".

Настоящие "хождения по мукам" пришлось испытать в суровой Сибири беженцам из европейской части России, с Украины. Вихрь революции, империалистической и гражданской войн безжалостно разметал человеческие судьбы по всем уголкам необъятной империи. Увы, революция 1917 г. не смогла решить всех "проклятых" вопросов российской действительности, сделать сразу же счастливыми и свободными всех униженных и оскорбленных.

Один из литературных деятелей 20-30-х г.г. ХХ в. Евг. Лунберг дал такую оценку событий 1917-1921 г.г.: "В революциях, какими мы их знаем из истории, есть великий исторический запрос. Есть трагическое - в беспощадном попрании личности личностью и личности тем или иным коллективом. Есть искушение - в сочетании крайностей. Жестокость и самопожертвование переплетаются так, что их очертания теряются".


Заявление в Ишимский уездный революционный комитет гражданина с. Армизон той же волости Ишимского уезда Омской губ. Никандра Лавровича Снегирева
(без даты)

Я, гражданин вышеуказанного общества Снегирев, от роду мне 75 лет. При отступлении белых под угрозой штыка выехал с ними до станции Любинская Омской железной дороги в подводах обоза учебной команды 57 полка. До вышеуказанного места меня не сменяли, хотя я и просил смену. Сменившись из подвод, я прибыл в свое село 19 ноября 1919 г.

За то, что я уезжал с белыми в подводах, у меня взяли собственный дом и поместили в него квартирантов, а я живу уже два месяца без приюта. С квартирантами мне жить не приходится, потому что меня понапрасну изъедают семьи квартирантов 6 человек, а домик мой мал, и все, что мной приобретено трудом, они уничтожают.

Никаких контрреволюционных выступлений со стороны общества не имеется, а поэтому прошу дать распоряжение Армизонскому волисполкому убрать из моего дома квартирантов и впустить в мой дом меня с семьей.


Заявление в Военно-Чрезвычайную комиссию от гражданки с. Викулово Ишимского у. Анны Ивановны Родчевой
16 декабря 1919 г.

В ноябре месяце с.г. при занятии с. Викулово советскими войсками, было реквизировано наше движимое и недвижимое имущество, находящееся в с. Викулово. Причиной реквизиции было то обстоятельство, что ни одного из членов нашей семьи не было дома, во время занятия нашей местности Советскими войсками. И потому Викуловский ревком, а также Советские военные власти считали нас как бы бежавшими от советских войск с "белыми", т.е. колчаковскими войсками. В действительности наше семейство не бежало, а было в отлучке по нижеследующим причинам. Глава нашей семьи очень редко находился дома, то есть в с. Викулово, а все время проживал в г. Омске, где у нас находится свой дом на Банной улице №68, и в последний раз выехал из с. Викулово в первых числах августа, т.е. более чем за 20 дней до первого занятия Советскими войсками с. Викулово.

Я же, Анна Ивановна Родчева, выехала из с. Викулово 10 июля в г. Тобольск. Причиной моего выезда была моя болезнь, по окончании которой я принуждена была из-за болезни моего мужа присутствовать на собственном пароходе "Коля", который в это время перевозил разные съестные продукты для почтового кооператива и для Северосоюза в г.Тобольске. С 23 июля наш пароход был занят перевозкой хлеба для остяцкого населения северной части Тобольского уезда по реке Конде, а именно для сел: Болчары, Нахрачи, Левуши по 8 октября.

И вот с этого числа был реквизирован наш пароход колчаковскими войсками - после чего я приехала в город Тобольск, откуда выбыла в город Омск, в который и прибыла в последних числах октября. Приехав в город Омск, я застала своего мужа серьезно больным испанской инфлюэнцией (гриппом - прим. И.К.), от которой последовала и смерть 6 ноября. Так что я в силу вышеизложенных обстоятельств была лишена возможности выехать в с. Викулово, при этом еще мой выезд в село Викулово не мог состояться, так как невозможно было получить пропуск, потому что в это время в районе Викулово - Омск происходили военные действия, и только с занятием г. Омска советскими войсками, то есть после 11 ноября, мы могли получить пропуск на право проезда до с. Викулово, после получения которого мы и выехали из г. Омска 3 декабря и прибыли в с. Викулово 7 декабря. Сын мой Николай также не мог находиться в с. Викулово, так как он проходил курс учения в Омской 1-й мужской гимназии, где состоял учеником 5 класса. Приехав в с. Викулово, мы нашли наше имущество реквизированным, экономку (которая была нами оставлена во время нашего отсутствия) Александру Андреевну Карпову удаленной, и на нашу просьбу к Викуловскому ревкому, чтобы позволить нам жить в своем доме, несмотря на все наши, как бы казалось, веские доказательства, нам было отказано. Мотивом отказа было то, что мы, якобы, бежали, и при поверхностном осмотре нашего имущества очень много его не оказалось, и на вопрос, заданный нами нашей экономке, куда девались эти вещи, она ответила, что не знает, так как ревком ее удалил, не принял от нее на учет наше имущество.

Ввиду вышеизложенного просим В.Ч.К. рассмотреть наше заявление и также проверить указанные нами факты, что мы не бежали, а действительно были в силу вышеуказанных обстоятельств в отлучке, ибо бежать нам было незачем, так как в никаких контрреволюционных выступлениях наш дом никогда не был замечен. В доказательство чего просим В.Ч.К. запросить население Викуловского района, и мы уверены, что не найдется ни одного селения, которое могло бы заподозрить нас в контрреволюционных действиях.

Доказательством чего может служить еще то обстоятельство, что когда приехал карательный отряд для расправы над советскими работниками 14 октября 1918 г., которые в том же 1918 г. реквизировали у торговцев с. Викулово товар, и мой муж, который был опрошен в числе других, не имеет ли он какой претензии по случаю реквизиции у него товара, несмотря на то, что у нас было более чем у других реквизировано товара, никакой претензии не заявил, а сказал, что получил за свой товар то, что ему следовало. Во второй раз, когда приехал карательный отряд в августе месяце с.г. (1919 - И.К.) и опять начались аресты лиц, сочувствующих Советской власти, то только благодаря моему мужу их освободили из-под ареста, и они не были истязаемы. Поэтому у нас не было никакой цели бежать от наступления советских войск, притом, еще нами ничего не было взято из имущества, что носило бы характер беженства. Также и то обстоятельство, что мы из Омска никуда не бежали, а находились в
собственном доме, опять-таки опровергает факт беженства.

Еще раз просим В.Ч.К. рассмотреть и проверить все вышеизложенные доказательства и факты и дать нам разрешение на право пользования нашим имуществом, а также произвести расследование, где находится наше имущество, которого не хватает. Ждем от В.Ч.К. рассмотрения нашего заявления и разрешения его в благожелательном для нас смысле.

Анна Ивановна Родчева.


Обвинительный акт
21 июля 1920 г.

Народный следователь Ишимского уезда Массальский, принимая во внимание, что на предварительном следствии установлено, что гражданин села Викулово Иван Федорович Родчев, капиталист, буржуа и эксплуататор, и, что он 24 октября 1919 года умер, а наследница Анна Ивановна Родчева не проживает в селе Викуловском, из чего усматривается тот факт, что Анна Родчева не нуждается в наследстве, а потому постановил: дело передать народному судье 6 участка Ишимского уезда для конфискации имущества покойного Ивана Федоровича Родчева, находящегося в селе Викуловском.

Народный следователь 3 участка А. Массальский.


Заявление в Ишимский исполнительный комитет гр. Гугина Павла Александровича
18 февраля 1922 г.

Настоящим заявляю, что, служа ответственным кассиром от Петроградской Биржевой Штиблиц-артели в Ишимском отделении Русского для внешней торговли Банка, был эвакуирован в 1919 г. белыми в город Томск с банком, сопровождая ценности, а также со мной выехала и моя семья; имущество, состоящее из квартирной обстановки, было оставлено в той квартире, где я проживал, по улице Луначарского дом №35 вверху. Возвратился в Ишим в 1920 году в апреле месяце, как реэвакуированный из города Томска в город Ишим в уфинотдел, сопровождая банковское имущество.

В 1920 г. с апреля месяца находился на службе в Ишимской конторе по заготовке сена, а с 1 сентября 1920 года по 11 ноября 1921 года в Ишимской продконторе в качестве кассира, а с 11-го по 1 ноября текущего года был уволен за сокращением штата, нахожусь без должности до сего времени, приходится жить исключительно продажей своих вещей. Не имею никакого недвижимого имущества, а семья у меня из 4-х человек, ввиду дороговизны жизни приходится нести все на базар продавать или менять на продукты, чтобы можно было существовать. Потому и прошу возвратить мне ту обстановку, которая была оставлена мною в квартире по улице Луначарского в д. №35 вверху, часть которой находится до сего времени там. В квартире проживает сотрудник Политбюро (уездные органы ВЧК - прим. И.К.) тов. Сафонов, обращался к нему частно, он заявил, что обстановка конфискована Политбюро и выдать ее он не может. Еще раз заявляю, что все те вещи куплены на свои средства, приобретались с 1912 г. в течение семи лет на грошовые сбережения.

П. Гугин.


Выписка из протокола №82 заседания Президиума Ишимского уисполкома
29 декабря 1922 года

Слушали:

8. Переписку с заявлениями на имя уисполкома, губисполкома и ВЦИК гражданина города Ишима Александра Васильевича Марденского (известного ишимского купца до революции 1917 г. - прим. И.К.) о возвращении ему дома, находящегося в г. Ишиме, по улице Луначарского, под №54, национализированного уисполкомом 12 сентября 1921 года по протоколу №39 и вновь подтвержденного (в национализации - И.К.) Президиумом уисполкома 3 июля 1922 г. по протоколу №36, каковой протокол утвержден губисполкомом 8 июля с.г. по протоколу 485.

Национализация означенного дома произведена, во-первых, как бесхозяйственного, так как Марденский отступал с колчаковским правительством, то есть с врагами: Советской власти (выделено мною - И.К.) и, во-вторых, дом по оценке в дореволюционное время превышал 10000 рублей.

Постановили:

Ввиду приведенных соображений, а также приложенной справки коммунотдела от 4 декабря 1922 года в ходатайстве Марденского о возвращении ему дома отказать, согласно постановления президиума губисполкома от 2 марта 1922 г., протокол Президиума Ишимского уисполкома от 3 июля 1922 г. за №36 оставить в силе. Копию, настоящего постановления вместе с заявлением Марденского и всей перепиской представить в губисполком.


В Ишимский уездный военно-революционный комитет от гражданки Анны Павловны Чуркиной, проживающей в селе Лихановском Ишимского уезда
Прошение
Село Лихановское 14 января 1920 г.

В прошлом марте месяце 1919 года муж мой Николай Игнатьевич Чуркин был мобилизован белой армией. Будучи псаломщиком вышеназванного села, он не мог чем-либо обеспечить меня, и я осталась без него с грудным ребенком без всяких средств существования. Не имея средств платить за квартиру, я перешла в дом моего отца. По первым слухам о приближении войск Красной Армии к нашему селу мой отец, лихановский гражданин Павел Георгиев Васильев, заранее наслышался разных небылиц о Красной Армии, оставил свой дом, от страха бежал с белой армией.

В настоящее время граждане села Лихановского усмотрели в этом бегстве моего отца, как соучастника белой банды (выделено мною - И.К.), и весь гнев граждан обрушился на меня, уже и так несчастную.

В прошлом декабре 1919 года волостной ревком решил строго наказать меня за поступок отца и наказал... Эти предметы (10 пудов пшеницы, прочее продовольствие - И.К.) были описаны волостным ревкомом и в то же время определили меня с дитем на паек в размере 1,5 фунта хлеба и полфунта мяса (фунт - старинная русская мера веса, равная 409,5 г. - прим. И.К.). Умоляю военно-революционный комитет ради моего дитяти снять с меня этот ужасный паек, от которого я еле таскаю ноги, В чем и подписуюсь. Гражданка села Лихановского Анна Чуркина.


Постановление №2
20 февраля 1920 г.

На собрании беженцев 20 февраля в количестве тридцати человек, проживающих в Ларихинской волости, на повестку дня были вынесены следующие вопросы: 1. О пособии для беженцев. 2. О жалованье для секретаря и председателя комитета.

Мы, беженцы, на общем собрании решили просить Ишимский уездный исполнительный комитет о помощи, так как мы находимся в настоящее время в критическом положении. Вы обратите внимание, что теперь - у кого хлеб - у того, разумеется, и деньги, а у нас нет хлеба, нет и денег, а которые заработали летом, те, известно, ни при чем. От нас требуют, чтобы шли работать за тридцать верст пилить дрова, но в чем же нам туда ехать работать, когда мы не имеем никакой одежи. Все обязанности, какие от нас требуются, мы исполняем, а хлеба брать неоткуда. В волостном комитете у нас ничего нет, а потребительских лавок у нас вовсе не существует.

Товарищи, обратите внимание на нас, что для нас Сибирь эта стала в настоящее время и без одежи хуже каторги, и мы просим вас, товарищи, отправить нас на родину или на помещичьи земли и казенные участки, которые в настоящее время находятся свободными.

В настоящее время у нас, если даже кто умрет из беженцев, то даже досок негде взять, сделать гроб и купить не за что, так что приходится хоронить в одной какой-нибудь худенькой рубашке.

По второму вопросу решили просить комитет о жалованье для членов нашего комитета, и все дела и пакеты, относящиеся к беженцам, посылать в Ларихинский беженский комитет, а не в исполком.

Просим комитет дать нам разъяснение настоящего постановления и, если это возможно, указать нам срок отправки на родину.

Председатель беженского комитета Сергейчик.
Секретарь Максимук.


Заявление коменданта г. Ишима тов. Корнилова председателю Чекатифа
28 февраля 1920 г.

Мною было получено заявление от гражданина Владимирова, проживающего в деревне Стрехниной (село Стрехнино - прим. И.К.). В заявлении он указывал на скверное помещение, где приходится ему ютиться с семьей в числе 12 человек. Помещение представляет земляную халупу, какой даже в Индии не приходилось мне видеть, семья же его наполовину болеет тифом, и не представляется здоровых изолировать от больных. Когда же тов. Владимиров обратился к председателю сельского совета с просьбой предоставить ему освободившийся дом гражданина Черепанова, на что председатель заявил, что этот дом будет занят под Народный дом. Я, в свою очередь, вызвал председателя Совета, и после переговоров со мной он согласился предоставить освободившийся дом тов. Владимирову, но, к сожалению, этого не случилось, так как явился новый тормоз в лице жиляковского волостного комиссара Черепанова. Мной был вызван комиссар Черепанов для личных переговоров, из его разговоров я понял, что этого не хотят односельчане, которым дико кажется занять человеку чужой дом.

Прошу сделать надлежащее распоряжение о предоставлении тов. Владимирову Помещения, пригодного для жилья.


В Ишимский уисполком от Калмакского волисполкома
20 декабря 1922 г.

Настоящим просим дать разъяснение. Может ли волисполком возвратить лавку бывшему торговцу села Калмакского Филиппову Павлу, так как эта лавка в настоящее время занята под Народный Дом и оборудована так, как полагается в таком случае. П. Филиппов со дня революции проживал подалеку от своего места жительства, в настоящее время прибыл и хочет продать свою собственную лавку, и так как вик (волисполком) не осмеливается возвратить лавку, просьба в самом непродолжительном времени ответить.

ПредВИК Сурин.

(Резолюция Ишимского уисполкома): Лавка является достоянием республики, возврату не подлежит.


Циркуляр политического бюро при Ишимской уездной рабоче-крестьянской советской милиции начальнику милиции 2 района, с. Абатское
Секретно срочно (февраль 1921 г.)

Предлагается Вам принять самое неотложное и серьезное наблюдение за духовенством, следить куда они ездят и за чем, кто к ним приезжает из города или деревень. Постараться завербовать кухарок, если таковых имеют те или иные духовные лица. Если они не пожелают, то использовать их под видом обвинения (т.е. шантажировать - прим. И.К), не допуская собрания духовных лиц, препятствовать под каким-либо предлогом; также тщательно следить и препятствовать каким-либо путем делать собрания церковных сходов в разрешении таковых уездотделом управления, и если последний разрешает, то обязательно на собрании должен присутствовать надежный партийный. (...)

Принять самые серьезные меры еще в следующем: на днях из города в уезд отправляется из народобраза (отдела народного образования - И.К.), уездвоенкомата лица с культурно-просветительной целью, поэтому (обратите внимание) на работу осведомительной сети, руководство каковой лежит на Вашей ответственности. Все даваемые сведения не должны основываться на слухах, а должны быть строго и всесторонне проверены. Осведомителям поставить в обязанность давать регулярно сведения о положении местности данного района. Настоящее распоряжение должно быть выполнено Вами лично или возложено на надежного, опытного помощника, и к 6 февраля да по телеграфу или нарочным сведения о принятых Вами мерах в исполнении настоящего распоряжения.

Замзавполитбюро Недорезов.


Отношение начальника милиции 2 района Ишимского уезда старшему волостному милиционеру
2 марта 1921 г.

Препровожая копию отношения политбюро, предлагаю таковую точно, в срочном порядке исполнить и об исполнении срочно с нарочным донести мне.


Письмо викуловского лесничего С. Трофимова в Ишимский уездный лесной подотдел
30 марта 1920 г.

(...) Препровождая настоящую переписку в Ишимский уездный лесной подотдел, покорнейше прошу оградить меня и лесную стражу от незаконных нападок и требований, как, например, убрать лесничего. Я поставлен на должность и утвержден центральным лесным отделом (ст.74 основного закона), уволить меня может тот же центральный лесной подотдел, но ни какая-нибудь кучка крестьян, которая не признает Советской власти и не исполняет ее распоряжений; лесная стража подозревается, якобы, в контрреволюции потому только, что она за самовольные порубки составляет протоколы, избираемая же крестьянами лесная стража служит не Советской власти, а обществу крестьян.

Ходатайствую о присылке от судебной власти человека для разбора настоящего дела и проверки подписавших постановление лиц и (прошу) выяснить, кто собственно контрреволюционер, лесничий ли с лесной стражей, или же Калиновское общество крестьян, которое домогается смены лесной стражи, чтобы безнаказанно истреблять леса (выделено мною - И.К.). Наконец, Калиновское общество не имело права делать собрание без разрешения надлежащих властей, а потому постановление, составленное 19 сего марта, нельзя считать законным.

Викуловский лесничий С. Трофимов.


Примечания

1. Васильев Б. Покаянные дни // Родина. 1990. №10. С.8-11.

2. Из глубины: сборник статей о русской революции / С. А. Аскольдов, Н. А. Бердяев, С. А. Булгаков и др. М., 1990. - С. 20-89.

3. Кузнецов И. С. Советский тоталитаризм: очерк психоистории. Новосибирск, 1995. С.13-14.

4. Платонов А.П. Чутье правды / Сост. В.А. Верина; Предисл. и примеч. В. А. Чалмаева. М., 1990. С.12.

5. Сорокин П. А. Общедоступный учебник социологии. Статьи разных лет. М., 1994. С.131.

6. Штерн С. В огне гражданской войны: Воспоминания, впечатления, мысли. Париж, 1922. С.192.

7. ИФ ГАТюмО, ф.2, оп.1, д.2, часть 1 (Переписка Ишимской уездной чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией), лл. 4-6, 14, 15, 20-24, 33, 34; д.4 (Переписка о реквизиции и конфискации движимого и недвижимого имущества у граждан Ишимского уезда), лл. 8-16, 114-117, 205; ф.18 сч., оп.4, д.9 (Списки служащих религиозных культов), лл. 60-63.

Тексты публикуемых документов воссоздаются в соответствии с орфографией и стилистическими особенностями эпохи.


Курышев Игорь Владимирович, кандидат исторических наук, доцент кафедры философии, экономики, истории ИГПИ им. П. П. Ершова, автор работ по истории сибирского крестьянства, гражданской войны в Западной Сибири и Северном Казахстане, сибирской периодической печати 1918-1921 гг.


Продолжение темы см.: Курышев И. "Жизнь стала очень трудная..." Гражданская война в документах // Коркина слобода: Краеведческий альманах. Выпуск 5 - Ишим: Изд-во ИГПИ им. П. П. Ершова, 2003. - стр. 20-26. (Прим a-pesni)