 |
АЛЕКСАНДР ПРОКОФЬЕВ (1900-1971)
Прокофьев А. А. Стихотворения / Сост. Н. И. Нетесиной. - М.: Сов. Россия, 1987.
Александр Андреевич Прокофьев родился в с. Кобона на южном берегу Ладожского озера, в 100 км. от Санкт-Петербурга в крестьянской семье. Учился в сельской школе и Петроградской учительской семинарии, содержащейся на средства земства. Семинарию не окончил, так как отца забрали на войну, и нужно было помогать семье содержать хозяйство. В марте 1919 вступил в РКП(б), в октябре по партийной мобилизации направлен на фронт против Юденича, воевал, попал в плен, бежал. В 1920 окончил Уральский учительский институт Красной армии им. Толмачева. В 1930 демобилизовался из армии и занялся профессиональной литературной деятельностью. Во время Финской и Великой Отечественной войн работал военный корреспондентом, в том числе в блокадном Ленинграде.
Третья песня о Ладоге (1927)
Яблочко (1927)
Мы (1930)
Товарищ (1930)
Разговор по душам (1930)
Слово о матросе Железнякове (1930)
Страна принимает бой (1930-1931)
Вторая песня партизан (1931)
"Когда мы в огнеметной лаве…" (1932)
"Потомкам пригодится. Не откинут…" (1932)
Песня о гибели комиссара (1932)
Три песни о Громобое (1932)
Повесть о двух братьях (1932)
Матрос в Октябре (1933)
Слева - поле… (1933)
ТРЕТЬЯ ПЕСНЯ О ЛАДОГЕ
Мы крыли в хвост и в гриву
Обжаренную медь -
Нельзя неодолимой
Грозою не греметь!
По Ладоге, и Каме,
И по другим рекам
Мы грохотали камнем
Рабочих баррикад.
Мы, рядовые парни
(Сосновые кряжи),
Ломали в Красной Армии
Отчаянную жизнь.
И, клятвенную мудрость
Запрятав под виски,
Мы добывали Мурман,
Каспийские пески.
Мы по местам нездешним
И по местам моим,
Мы - солнцем в Будапеште
Стояли и стоим!
И кашу дней заваривать
Пора. Не угорим.
Мы солнцем над Баварией
Стояли и стоим!
За это солнце парни
(Сосновые кряжи)
Ломали в Красной Армии
Отчаянную жизнь.
1927
ЯБЛОЧКО
Неясными кусками
На землю день налег...
Мы "Яблочко" таскали,
Как песенный паек.
Бойцы идут под Нарву
По вымытым пескам.
И бравый каптенармус
Им песню отпускал.
Ее заводит тонкий
Певун и краснобай,
И в песне той эстонки
Увидели Кубань.
А там под шапкой вострой,
Как девушка, стройна,
Идет на полуостров
Веселая страна.
Ой, край родной - в лощине,
И старый дом далек...
Мы "Яблочко" тащили,
Как песенный паек.
*
Туман ночует в Суйде...
В раздолье полевом,
Березы, голосуйте
Зеленым рукавом!
Пусть ласковая песня
Отправится в полет;
Что вынянчила Чечня -
Абхазия поет.
А "Яблочку" не рыскать
По голубым рекам:
Оно уже в огрызках
Ходило по рукам!
От песни-поводырки
Остался шум травы.
Я скину богатырку
С кудрявой головы.
И поклонюсь, как нужно,
В дороге полевой
Товарищу по службе -
Бывалой, боевой.
1927
МЫ
Мы - это воля людей, устремленных только вперед, вперед!
От Белого моря до Сан-Диего слава о нас идет.
Огромные наши знамена - красный бархат и шелк,
Огонь, и воду, и медные трубы каждый из нас прошел.
В семнадцатом (глохни, романтика мира) мы бились, как черти, в лоск,
Каждый безусым пошел на фронт, а там бородой оброс.
В окопах выла стоймя вода, суглинок встал на песок.
Снайперы брали офицеров прицелом под левый сосок.
И вся страна была в огне - и мы по всем фронтам.
Шпиг и солдатский английский френч мы добывали там...
Земля, война, леса, война... Земля была пуста.
Мы перебили всех ворон, всех галок на крестах!
Мы взяли вновь свою страну, мы в громе битв клялись,
Мы били белых под Орлом, под Жмеринкой дрались…
За этот бой, где пала сплошь кровавая роса,
Нас всех, оставшихся в живых, берут на небеса!
Но нам, ребята, не к лицу благословенный край...
Я сам отправил четверых прямой дорогой в рай.
Тут арифметика проста - гудит свинцовый рык.
Четыре порции свинца - в обрез на четверых.
Таков закон моей страны, ее крутая речь.
Мы все обязаны ее, Высокую, беречь...
Мы - миллионы людей бесстрашных, те, что разрушили гнет.
По всем иноземным морям и странам слава о нас идет.
На тысячу тысяч верст знамена - красный бархат и шелк,
Огонь, и воду, и медные трубы каждый из нас прошел.
1930
ТОВАРИЩ
А. Крайскому
Я песней, как ветром, наполню страну
О том, как товарищ пошел на войну.
Не северный ветер ударил в прибой,
В сухой подорожник, в траву зверобой, -
Прошел он и плакал другой стороной,
Когда мой товарищ прощался со мной.
А песня взлетела, и голос окреп.
Мы старую дружбу ломаем, как хлеб!
И ветер - лавиной, и песня - лавиной...
Тебе - половина, и мне - половина!
Луна словно репа, а звезды - фасоль...
"Спасибо, мамаша, за хлеб и за соль!
Еще тебе, мамка, скажу поновей:
Хорошее дело взрастить сыновей,
Которые тучей сидят за столом,
Которые могут идти напролом.
И вот скоро сокол твой будет вдали,
Ты круче горбушку ему посоли.
Соли астраханскою солью. Она
Для крепких кровей и для хлеба годна".
Чтоб дружбу товарищ пронес по волнам, -
Мы хлеба горбушку - и ту пополам!
Коль ветер - лавиной, и песня - лавиной,
Тебе - половина, и мне - половина!
От синей Онеги, от громких морей
Республика встала у наших дверей!
1930
В 1970 году стихотворение было переработано легло в основу песни "Товарищ" (1970, музыка О. Иванова)
РАЗГОВОР ПО ДУШАМ
1
Вставай, запоздалое слово, извечное, что тропа.
Темнее пивных бутылок неслась на нас шантрапа -
Голь, шмоль и компания... (Удавная снасть крута!)
Прапоры и капитаны, поручики и рекрута...
Штандарты несли дроздовцы - бражка, оторви да брось!
Всяческих супостатов рубить тогда довелось...
Мы гайнули в третье небо... (Двенадцатый полк занемог).
Такому горячему пеклу ад позавидовать мог.
Они прокричали: "Амба!"
"Полундра!" - сказали мы.
Зеленые, синие, белые - всякому козырю в масть.
И мы провели Эпоху среди черноземной тьмы,
И мы отстояли, ребята, нашу Советскую власть.
Георгий Победоносец летел, не чувствуя ног,
Мы падали, и отступали, и наступали вновь.
Георгий Победоносец откатывался на Стоход,
Мы взяли его, как свечку, и вывели в расход.
2
Такое нельзя не вспомнить. Встань, девятнадцатый год!
Не армии, скажем прямо, - народы ведут поход!
Земля - по моря в окопах, на небе - ни огонька.
У нас выпадали зубы с полуторного пайка.
Везде по земле железной железная шла страда...
Ты в гроб пойдешь - не увидишь, что видели мы тогда.
Я всякую чертовщину на памяти разотру.
У нас побелели волосы на лютом таком ветру.
Нам крышей служило небо, как ворон, летела мгла,
Мы пили такую воду, которая камень жгла.
Мы шли от предгорий к морю - нам вся страна отдана,
Мы ели сухую воблу, какой не ел сатана!
Из рук отпускали в руки окрашенный кровью стяг.
Мы столько хлебнули горя, что горе земли - пустяк!
И все-таки, все-таки, все-таки прошли сквозь огненный шквал.
Ты в гроб пойдешь - и заплачешь, что жизни такой не знал!
Не верь ни единому слову, но каждое слово проверь,
На нас налетал ежечасно многоголовый зверь.
И всякая тля в долине на сердце вела обрез.
И это стало законом вечером, ночью и днем,
И мы поднимали снова винтовки наперевес,
И мы говорили: "Ладно, когда-нибудь отдохнем".
Бери запоздалое слово и выпей его до дна,
Коль входит в историю славы единственная страна.
Ты видишь ее раздольный простор полей и лугов...
Но ненависть ставь сначала, а после веди любовь!
Проверьте по документам, которые не солгут, -
Невиданные однолюбы в такое время живут.
Их вытянула эпоха, им жизнь и смерть отдана.
Возьми это верное слово и выпей его до дна.
Стучи в наше сердце, ненависть! Всяк ненависть ощетинь!
От нас шарахались волки, когда, мертвецы почти,
Тряслись по глухому снегу, отбив насмерть потроха.
Вот это я понимаю, а прочее - чепуха!
Враги прокричали: "Амба!"
"Полундра!" - сказали мы
И вот провели Эпоху среди ненавистной тьмы.
Зеленые, синие, белые - сходились друг другу в масть,
Но мы отстояли, товарищ, нашу Советскую власть.
1930
СЛОВО О МАТРОСЕ ЖЕЛЕЗНЯКОВЕ
Большая Медведица встала над песней,
Да ветер с пяти границ.
Каждую строчку, как честное слово,
Я отпускаю на риск.
Зазывалы устали, плакаты охрипли.
(А небо черным-черно!..)
Будто на свадьбу досужую сваху,
Ведет учредилку Чернов.
Понаехало гостей со всех волостей,
Принимайте, хозяева, их.
Все дородные гости приехали на санках,
Мелкота - на своих на двоих.
На улице январь, на улице холодно,
Поземка разносит белый порошок.
Надо для гостей приготовить баню,
Попарить их веником, чтобы стало хорошо.
Хорошо ли, плохо ли... Это нам известно.
Только хозяева сошлись на том:
"Для почета времени, наверное, хватит,
Баню дадим потом..."
*
В матросском обличье вставай, Диктатура,
Свершай исторический приговор!
Развернутым словом о Железнякове
Я начинаю разговор.
Гости распоясались, гости заседали,
Гости говорили то да се.
В разные стороны разные намеки,
Надо с гостями покончить все.
Тут не до гостей - такая переделка,
Свищет непогода в синий доломан.
Тут не до гостей - такая переделка,
Надо гостей отправить по домам.
Ишь они распелись, словно канарейки,
Хлопают в ладони - обычай таков,
На сцену выходит начальник караула,
Матрос Анатолий Железняков.
Дорогие гости горбатого лепят,
Слюна гужевая на каждый вопрос.
У Железнякова - клеш великолепен.
Клеш примечательный, как матрос.
Курам на смех бакалейная лавка,
Вертят законом, как поп камилавкой,
Приторно-тягуче, как резина,
Говорит Чернов, говорит Зензинов.
Ну тебя в болото с этой канителью,
Всякая эпоха знает дураков.
Урицкому приказано разогнать застолицу...
Начинайте действовать, Железняков!
Приказ боевой выполнить немедля...
Снова набирается высота,
К тому же матросы не синяя говядина...
Балтийские матросы - красота!
Курам на смех бакалейная лавка,
Вертят законом, как поп камилавкой,
Столик поставлен, что аналой...
Долой!
Долой!
Долой!
Вот уже Чернова трясет лихоманка,
Видно, и взаправду надо в отлет...
Клеш да бескозырка у Железнякова -
Этакому клешу дать матлот!
Из матросской ложи, словно с колокольни,
Вынеслось крутое:
"Довольно!
Довольно!"
Чернов поднимает седеющий кок.
Сзади его стоит Железняков.
Ваша исчерпана партитура.
За Железняковым - Диктатура.
Стой, эсер, стой, не перечь,
Слушай самую лучшую речь:
"Прошу покинуть зал заседанья.
Караул устал".
Ой, стели, метелица, белым пухом,
Этакую песню я перелистал.
Вот так баня - утром ранним
Гости гурьбою идут в предбанник!
Тут не до рассказов - такая переделка…
Свищет непогода в синий доломан,
Не до разговоров… такая переделка…
Все отправляются по домам.
Ой, гуди, метелица, в дальние края…
Лучшая речь, Анатолий, твоя…
Разошлись, разъехались, злобы не тая.
Лучшая походка тоже твоя.
1930
СТРАНА ПРИНИМАЕТ БОЙ
Александру Гитовичу
Я трижды тебя проходил, страна,
И вот прохожу опять.
Реки бросали свои рубежи,
Моря уходили вспять.
Меня поднимают мои друзья,
И ты говоришь: "Не трусь!"
Я все потаенное узнаю
И все рассказать берусь.
Тогда старики бежали так,
Как я, молодой, бегу,
Летели короткие весны вдаль,
Тонула земля в снегу.
И мы по глубокому снегу шли,
По желтому шли песку,
И нам выдавали пару лаптей -
Карельских берез тоску.
И мчатся и мечутся дни войны,
И плачут и голосят.
Тебе восемнадцать лет, сестра,
А я даю пятьдесят.
Мужская и женская силы тогда
Не скрещивались нипочем -
Об этом я звезды спросил свои
И в книгах земли прочел.
Лишь бой на полсвета! И вихрь в бою,
И солнце, и мрак - не лгу.
И все, что колет и рубит, - дано,
Чтоб в сердце вонзить врагу.
Я плакать отвык давным-давно,
Но глаза иногда рябит.
Я вижу: рабочего нет у станка,
Он в поле лежит убит.
Тогда наседало железо на грудь
По всем путям боевым,
Но мертвых тревожить я не хочу -
Я говорю живым...
Тебе зажигалка нужна, буржуй, -
Меняй фамильную брошь,
Поваренной соли подсыпь в керосин -
И выйдет бензин хорош.
...Тебе зажигалка нужна, буржуй, -
Скорей на завод, на жесть,
И дело твое совсем на мази,
Ты можешь края поджечь.
Но раньше тебя подведут к стене,
Ты видишь: кровь моросит, -
Закон Революции так говорит
И красный террор гласит.
Железо и сталь, железо и сталь
По всем путям боевым.
Но я не желаю будить мертвецов,
Свидетельствую живым:
"Я вновь прохожу по тебе, страна,
Опять и еще опять,
Пусть реки покинули рубежи
И море ходило вспять.
Я встану на первый заречный шлях,
Растет трава зверобой.
И если я песни не запою,
Ее запоет любой".
2
Железобетон на твоей груди.
Дорога твоя крута.
И поднята выше лесов и гор
железная красота!
Мильоны выходят на сплошняки.
Отборный идет народ.
И Красная Армия - в разворот
у каждых твоих ворот.
И рельсопрокатная сталь светла,
как дней твоих торжество.
Об этом я вновь говорю земле
от имени твоего.
Пусть ветер наводит тень на плетень,
шумит ворохами лузги.
А я не желаю лакировать
огромные сапоги.
У нас неурядиц - пруды пруди,
сумятицы - на воза,
Но входит Эпоха передовых
в открытые настежь глаза.
И время отчаянное летит.
Аллюр в три креста.
Карьер.
Международный на всех парах,
почта, дипкурьер.
Мы святцы похерили... Не имена -
Лука, Фома, Митродор.
Их за пояс сразу всегда заткнут -
Револа и Автодор.
Такие проходят по всей земле,
нарушив земли покой.
Лука удивляется, почему
назвали его Лукой.
Фома от Луки недалеко ушел.
А рядом, войдя в задор,
Ворочает глину и камень-валун -
советский сын Автодор.
А время во все лопатки летит.
Аллюр в три креста.
Карьер.
И падает, насмерть поражен,
Республики дипкурьер.
Пожалуй, что рано кричать "ура"
тебе, оголтелая знать.
Коль сумку подхватывает другой
и тайны врагу не знать,
Но ты, чистодел, буржуй,
умри!
Иль землю переверни.
Эпоха выходит на все фрезера,
на все приводные ремни.
1930 - 1931
ВТОРАЯ ПЕСНЯ ПАРТИЗАН
Обгорела неувяда,
Богородская трава,
Все места родные - рядом,
Попрощаемся, братва.
Впереди поклонов ладных
(Защемит в груди сильней)
Напоим водой отрадной
Наших пламенных коней.
Пусть остынут. От запала
Береги коня всегда.
Поклонились как попало
Все полки тебе, вода.
Поклонились под кустами
Грудам огненной хвои,
Всей земле с ее цветами...
Шашки вымыли свои,
Хлеба рыбам покрошили,
И теперь на все плевать...
Ну, веди бойцов, Каширин,
Умирать и убивать!
1931
***
Когда мы в огнеметной лаве
Решили все отдать борьбе -
Мы мало думали о славе,
О нашей собственной судьбе.
По совести - другая думка
У нас была, светла, как мед:
Чтоб пули были в наших сумках
И чтоб работал пулемет!
Мы горы выбрали подножьем
И в сонме суши и морей
Забыли все, что было можно
Забыть. Забыли матерей.
Дома, заречные долины,
Полей зеленых горький клок,
Пески и розовую глину -
Все то, что звало и влекло.
Но мы и в буре наступлений,
Железом землю замостив,
Произносили имя Ленин,
Как снова не произнести!
Все было в нем: поля, и семьи,
И наш исход из вечной тьмы, -
Так дуб не держится за землю,
Как за него держались мы!
1932
***
Потомкам пригодится. Не откинут
Свидетельство мое земле отцов
О том, что не было ранений в спину
У нас, прошедших бурей молодцов.
Мы, сыновья стремительной державы,
Искровянили многоверстный путь.
Мы - это фронт. И в трусости, пожалуй,
Нас явно невозможно упрекнуть!
Мы знали наше воинское дело,
И с твердостью, присущей нам одним,
Мы нагрузили сердце до предела
Великолепным мужеством своим.
Была зима - и не было зимы, -
Все потому, что досыта металлом
Расплавленным поили землю мы.
Как памятники, встанем над годами,
Как музыка - на всех земных путях...
Вот так боролись мы, и так страдали,
И так мы воевали за Октябрь!
1932
ПЕСНЯ О ГИБЕЛИ КОМИССАРА
По лугам, по чернолесью
Разлеглась страна.
Как на той на стороне
На войне - война.
Как на той на стороне
На беде - беда.
Впереди стоят леса,
Позади - вода...
Только ветер ледяной,
Только вой волков,
Только конь вороной,
Только стук подков.
По суглинкам, по пескам
Да под пулями
Комиссар спешит к войскам
Вровень с бурею.
Яростны на нем и вечны -
Ненавистные врагам -
Крылья звезд пятиконечных,
Шлем, кожанка и наган!
Ветер. Ночь. Конь. Песок.
А в начале дня
Семь зеленых молодцов
Брали в плен коня.
То не сено в копне,
Не котел в углях -
Атаман сидит на пне
В сорока ремнях!
Атаман на пне верхом,
На восток лицом.
Набивает трубку мхом,
Мелким вересом.
На него в такую пору
Не смотри, не зри.
Он пускает дыма гору
Из одной ноздри.
Он блестит, как гусь хваленый
На воде речной.
Доложил ему зеленый
Про поход ночной.
"Атаман, - сказал он, - шляхом
Шлялись семь ворон.
Красный гриб широкошляпный
К нам попал в полон".
Атаман сидит как лунь
"Ну, попался, грач!"
Позади его холуй,
Впереди - палач.
"Я давно задумал думку -
Класть грибы в гробы.
До твоей глубокой лунки
Пять минут ходьбы.
Награжу тебя тесьмой
Крепкой, холеной.
Ты свезешь мое письмо
В штаб Духонина".
Комиссар сказал: "Челдон,
Принимаю смерть...
Обо мне Москва и Дон
Будут песни петь,
На беседах, на собраньях
Будет плакать медь.
О моей разлуке ранней
Будет гром греметь!"
1932
ТРИ ПЕСНИ О ГРОМОБОЕ
ПЕРВАЯ
Через долы, через ямы,
Через песенный прибой
Впереди бойцов упрямых
Шел могучий Громобой.
Десять сотен километров
Залегли по одному,
Десять бурь, четыре ветра
Преграждали путь ему.
Где кадрилью, где матлотом,
Где - в снегу, а где - в пыли,
Карабинчики-отлеты
Обошли кругом земли.
Шашка вострая дымилась,
Из винта летел огонь.
На конях сидит полмира,
Впереди всех Громобой!
Опускался вечер синий,
Тут гроза и там гроза,
Подняла на нас Россия
Воспаленные глаза.
И, летя от боя к бою,
Думу думал командир:
"Что полмира Громобою,
Если надо целый мир!"
ВТОРАЯ
По Донцу и по Кубани,
По долине голубой
Партизанил, атаманил
Наш товарищ Громобой!
Шел от гая и до вира,
От сражений в новый бой.
На конях сидит полмира,
Впереди всех Громобой!
Сверху - небо голубое,
Снизу - красная земля,
Сбоку - шашка Громобоя
От Кубани до Кремля!
Светит солнышко рябое,
Птички звонкие поют,
Дорогому Громобою
Дирижаблик подают.
Прямо с ходу, прямо с маху
Остановлен старый бой.
"Дайте чистую рубаху!" -
Войску крикнул Громобой.
Командарм идет в каптерку,
Три звонка дают леса,
Громобой дает пятерку
И летит на небеса.
Распласталась злая сила,
Но у города Казань
Нет бензина, керосина,
Летчик крикнул: "Вылезай!"
Сверху - небо, снизу - озимь,
Перед ним - изба с трубой,
На чугунном паровозе
В Кремль заехал Громобой.
Миллион железных линий
Сразу свистнули в лицо.
И тогда идет Калинин
На парадное крыльцо.
Под ногой - медвежья полость,
Над главой - звезда горит.
"Поезжай в любую волость", -
Громобою говорит.
Громобой стоял красивый,
Сплюснул в чистую бадью,
Громобой сказал: "Спасибо!" -
Стукнул шашкой - и адью!
И теперь ищите светом
Имя волости такой,
Где бы был предсельсовета
Знаменитый Громобой.
ТРЕТЬЯ
Отошли раскаты грома
От долины голубой,
И держали путь до дому
Ты, да я, да мы с тобой.
Громобой потрогал темя,
Встал, как дуб среди полян...
"Ну, друзья, приспело время
Вынуть ноги из стремян..."
И сошли с коней артелью
Ты, да я, да мы с тобой
И сказали: "Очень дельно
Говоришь ты, Громобой".
Двести скатов-перекатов
Разлеглись во все концы...
Трое суток спали в хатах
Без просыпу молодцы.
В ряд легли боеприпасы,
На четвертый день - отбой.
Попросил спросонья квасу
И проснулся Громобой.
И выходит, ликом светел,
И вступает в новый строй:
Громобою в сельсовете
Дали явку в Сельмашстрой.
Возле дома над Кубанью
Дан старинке жаркий бой:
Молотилки и комбайны
Выпускает Громобой.
Снова он в труде артельном
В дорогом своем краю.
Все сказали: парень дельный,
Он в работе - как в бою!
Громобой стоял как бомба,
И, довольный сам собой,
Тут ни кратко, ни подробно
Не ответил Громобой.
Но за это под Кубанью,
Звонкой радостью полны,
Вмиг ответили комбайны,
Жнейки, веялки страны.
Но в ответ прошла прибоем
Вся ударная волна,
Песнею о Громобое
Отвечала вся страна.
1932
ПОВЕСТЬ О ДВУХ БРАТЬЯХ
1
Ради войн и ради мира,
Ради радости своей
Мать вспоила и вскормила
Двух высоких сыновей.
Старший сын не знает равных,
Ноги - бревна. Грудь - гора.
Он один стоит, как лавра,
Посреди всего двора.
Со двора на раздорожье
Он выходит, как война.
У него усы что вожжи,
Борода что борона!
Дом углами в бурю вклинен,
До войны подать рукой.
Лагерь белых при долине,
Лагерь красных за рекой.
Старший сын судьбу ломает,
Как рублевую свечу,
Шашку вострую снимает,
Надевает епанчу.
Уговоры бесполезны.
Он садится на коня.
На плечах его железных
Два оплечные ремня.
Небо в синяках и тучах,
Ветер рвет из-за угла.
Мчится полем конь летучий.
Конь и всадник. Ночь и мгла.
2
Ради войн и ради мира,
Ради радости своей
Мать вспоила и вскормила
Двух высоких сыновей.
Младший сын - любезный друг -
Семь желанных любит вдруг!
Даст минутное словечко -
Щеки рдеют пять минут.
Он одной несет колечко,
А другие сами льнут.
Он как выйдет вместе с ветром,
Вместе с тучей проливной,
Как ударит шапкой светлой
В знаменитый шар земной,
Как ударит да пристукнет
Подкованным каблучком, -
Ветер сразу, как преступник,
В ноги валится ничком.
В ноги тучам, граду, грому,
В ноги конченому дому.
Дом углами в бурю вклинен,
До войны подать рукой.
Лагерь белых при долине,
Лагерь красных за рекой.
Младший сын судьбу ломает
Ради мира и войны,
Шашку вострую снимает
С бел-муравчатой стены.
Звезды в синем небе блещут,
Он садится на коня.
На больших его оплечьях
Два суровые ремня.
В мертвых зарослях осоки
Ночь железная легла,
Мчится полем конь высокий.
Конь и всадник. Ночь и мгла.
3
Сидит ворон на дубу,
Зрит в подзорную трубу.
Видит тысячу голов,
Видит тысячу воров.
И с другими на виду
Старший сын идет в ряду,
И сияют на ворах
Медь и олово в орлах!
Сидит ворон на дубу,
Зрит в подзорную трубу.
За рекою видит он
Войска полный миллион.
Вдоль реки идут поротно
От утра и до утра,
И в огромные полотна
Веют красные ветра.
Вьется дым. А за дымком -
Младший сын перед полком,
На коне своем веселом
Младший сын перед полком.
4
Сидел ворон на дубу,
Поворачивал трубу.
Видит - дома нет в помине,
Горе едет на возах,
Видит - поле все в полыни:
Это мать прошла в слезах!
1932
Этот же сюжет см. в народной песне гражданской войны "Два брата"
МАТРОС В ОКТЯБРЕ
Плещет лента голубая -
Балтики холодной весть.
Он идет, как подобает,
Весь в патронах, в бомбах весь!
Молодой и новый. Нате!
Так, до ленты молодой,
Он идет и на гранате
Гордая его ладонь.
Справа маузер и слева,
И, победу в мир неся,
Пальцев страшная система
Врезалась в железо вся!
Все готово к нападенью,
К бою насмерть…
И углом
Он вторгается в Литейный,
На Литейном ходит гром.
И развернутою лавой
На отлогих берегах
Потрясенные, как слава,
Ходят молнии в венках!
Он вторгается, как мастер.
Лозунг выбран, словно щит.
"Именем Советской власти!" -
В этот грохот он кричит.
"Именем..." -
И, прям и светел,
С бомбой падает в века.
Мир ломается. И ветер
Давят два броневика.
1933
СЛЕВА - ПОЛЕ...
Слева - поле, справа - поле,
Впереди затон.
Едут, едут комсомольцы
На родимый Дон.
Напоили славой воздух
Боевые дни.
На папахах блещут звезды,
На плечах ремни.
Эх, немало взято с бою
Сел и городов!
Эх, немало трубят в поле
Молодых годов!
Как прошли за непогодой
С Волги на Тагил.
Сколько прожито походов,
Вырыто могил!
Как прошли леса и реки
Через цепь лужков.
Сколько найдено навеки
Дорогих дружков!
Напоили славой воздух
Боевые дни.
На папахах блещут звезды,
На плечах ремни.
Слева - поле, справа - поле,
Впереди затон.
Едут, едут комсомольцы
На родимый Дон.
1933