ПЕСНЯ
Неизвестный автор
На голос: «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан»
Мать ты наша, матушка, православная!
Мать наша родимая, ты святая Русь!
За что, наша матушка, ты прогневалась?
Али мы не кровные все дети твои?
Али в ретивом у нас не любовь к тебе?
Али мы неправдою служили тебе?
Как была невзгодушка, помнишь, страшная!
Когда чудь немецкая хлынула на Кремль,
И златые маковки пылали в огне,
И тебе осталася одна грудь сынов!
Кого ты вскормила уже из нас, деточек.
Те ведь не задумались – за тебя горой…
Посмотри-ка на поле Бородинское:
Нашей крови капельки, верно, там найдешь!
Были и под Полоцком, под Тарутином,
Гнали злого ворона за Березину.
Отстояли матушку — ну! других спасать!
И славу родимыя пронесли за Рейн:
Протрубили громкую с Бельвиля в Париж,
Оглушили навеки всех врагов твоих!
Домой воротилися, думали найти
Тебя, нашу родную, в славе и чести,
Свободну и счастливу, как быть надлежит.
Что же очутилося? — Тебе ж хуже всех!..
Чужого-то выжили — свой ворог насел!
Вздумал тебя, милую, запросто душить.
Закипело в детушках молодецкое,
Загадали роднушку еще раз спасти!
Смигнулись, стакнулися и стали заодно:
Одно было в помыслах, в чувствах и делах.
Не было в дому твоем правды ни на грош;
Одни из нас, оставя меч, засели в приказ.
Что могли, то делали, чтобы злу помочь,
Разбудить других сынов от рабского сна.
Не стало вдруг барина, барчук наступил;
Вышли мы впервые с самим говорить.
Мы ли виноваты в том, что выдали нас?
Одни нас не поняли, другие — молчок!
С барскими картечами не смогли как быть!
Первую-то песенку, ведь зардевшись, спеть.
На площадь Петровскую, на Сенат взгляни:
Ужли не дымятся там наших кровь-мозги?
Стены затирали хоть чистой известью;
С площади смывали кровь в ночь из поливней;
Но она не .смоется с твоей памяти;
Топором не вырубишь с скрижалей долой.
Взгляни-ка: на крепости виселицы нет,
Но пять теней грозных носятся над ней!
А там что, за Киевом? — кровь черниговцев,
Ипполита юного — не греческого:
Любил тебя, матушка, не как пасынок;
Не морское чудище сразило его,
Погубила юношу дума светлая:
«Крепостною мать мою видеть не могу!»
Осмотри-ка «Домик» свой на всем Севере:
Куда наших косточек не закинули?
Томились в железах мы, страдали в тюрьмах,
Гибли в Грузии, в Суздале, на Ленских брегах.
Мели в Чите улицы, засыпали рвы;
Рвались бы служить тебе, а мелем муку
Жерновами тяжкими вот уж десять лет!
На то наши головы обрекла судьба!..
Но чем твои доченьки провинилися,
Что ты позабыла их и не видишь слез?
Посмотри-ка, родная, одной уже нет:
Схоронили милую в дальней стороне!..
Нет, нет, наша матушка, не забыла ты;
Только делать нечего тебе, вишь, самой.
Ждешь, наша родимая, поры да чреды,
Кормишь себе деточек новых побойчей.
Есть уж чем утешиться, не долго терпеть.
Подрастают молодцы, уж не нам чета!
Пусть их будто учатся — равно трех любить:
Двух старушек-хромушек да деву-красу.
Красавицу девицу — что кровь с молоком,
Какая в Новгороде коли-то была.
Не то совсем смекают деточки твои;
Любовь у них тлеется к девице одной.
Дай-ка разгореться ей — старухам не смочь.
Тогда будет жутко ворогам твоим;
Воспокаются, да поздно, во грехах своих!
Заживешь ты, матушка, тогда барыней.
Тогда-то, родимая, вспомни о нас,
Сгреби наши косточки и поплачь на них!
1835
«Красный архив». 1925. № 3 (по автографу из арх. Е. Е. Якушкина)
Вольная русская поэзия XVIII-XIX веков. Вступит. статья, сост., вступ. заметки,
подг. текста и примеч. С. А. Рейсера. Л., Сов. писатель, 1988 (Б-ка поэта. Большая
сер.)
Ст. 59 («вот уж десять лет») и дарственная надпись И. И. Пущину 1 января 1836
г. определяют дату. Ст-ние представляет собой стилизацию народной песни, ср. ст-ние
Ф. Ф. Вадковского «Желания» <1843>.
Чудь немецкая — французы в 1812 г.; «немец» здесь в значении: иноземец.
Поле Бородинское, Полоцк, Тарутин, Березина, Рейн, Париж — основные этапы
боевого пути русской армии в Отечественную войну 1812 г. Бельвиль — предместье
Парижа. Смигнулись, стакнулися и т. д. Речь идет о зарождении тайных
обществ после Отечественной войны. Оставя меч, засели в приказах, т.
е. сменили военную службу на гражданскую; так поступили, например, К. Ф. Рылеев
и И. И. Пущин. Не стало вдруг барина, барчук наступил — смерть Александра
I и воцарение Николая I. Вышли мы впервые с самим говорить — восстание
14 декабря 1825 г. Площадь Петровская — ранее Сенатская, ныне площадь
Декабристов. С скрижалей — здесь: из памяти. Виселицы нет, Но пять
теней грозных — повешенные декабристы: К. Ф. Рылеев, П. Г. Каховский, С.
И. Муравьев-Апостол, М. П. Бестужев-Рюмин и П. И. Пестель. А там что, за Киевом?
— кровь черниговцев. Восстание Черниговского полка в январе 1826 г. (см.
песню Михаила Бестужева "Что ни ветр шумит во сыром
бору"). Ипполита юного — не греческого. Ипполит Муравьев-Апостол,
застрелившийся 3 января 1826 г. при поражении Черниговского полка. Соотнесенность
этого имени с древнегреческим мифом об Ипполите отчетливо проступает в ст.: Любил...
не как пасынок; Не морское чудище сразило его. Согласно мифу, нашедшему отражение
в произведениях Еврипида, Сенеки и Расина, юноша Ипполит был оклеветан погублен
мачехой, которая воспылала к нему страстью, но была отвергнута им. Бог морей Посейдон
послал быка, вспугнувшего коне Ипполита; сброшенный ими на землю, он умер от удара.
Гибли в Суздале — в монастырской тюрьме, в которую в 1829 г. был переведен
сошедший с ума декабрист Ф. П. Шаховской. Чем твои доченьки провинилися. Жены
некоторых декабристов последовали в Сибирь за своими мужьями. Одной уже нет.
А. Г. Муравьева (жена Н. М. Муравьева) скончалась в 1832 г. Двух старушек-хромушек.
О чем идет речь, неясно. Дева-краса — вероятно, свобода.