Я БЫЛ БАТАЛЬОННЫЙ РАЗВЕДЧИК

Я был батальонный разведчик,
А он - писаришка штабной,
Я был за Россию ответчик,
А он спал с моею женой…

Ой, Клава, родимая Клава,
Ужели судьбой суждено,
Чтоб ты променяла, шалава,
Орла на такое говно?!

Забыла красавца-мужчину,
Позорила нашу кровать,
А мне от Москвы до Берлина
По трупам фашистским шагать…

Шагал, а порой в лазарете
В обнимку со смертью лежал,
И плакали сестры, как дети,
Ланцет у хирурга дрожал.

Дрожал, а сосед мой - рубака,
Полковник и дважды Герой,
Он плакал, накрывшись рубахой,
Тяжелой слезой фронтовой.

Гвардейской слезой фронтовою
Стрелковый рыдал батальон,
Когда я Геройской звездою
От маршала был награжден.

А вскоре вручили протезы
И тотчас отправили в тыл…
Красивые крупные слезы
Кондуктор на литер пролил.

Пролил, прослезился, собака,
А всё же сорвал четвертак!
Не выдержал, сам я заплакал,
Ну, думаю, мать вашу так!

Грабители, сволочи тыла,
Как носит вас наша земля!
Я понял, что многим могила
Придет от мово костыля.

Домой я, как пуля, ворвался
И бросился Клаву лобзать,
Я телом жены наслаждался,
Протез положил под кровать…

Болит мой осколок железа
И режет пузырь мочевой,
Полез под кровать за протезом,
А там писаришка штабной!

Штабного я бил в белы груди,
Сшибая с грудей ордена…
Ой, люди, ой, русские люди,
Родная моя сторона!

Жену-то я, братцы, так сильно любил,
Протез на нее не поднялся,
Ее костылем я маненько побил
И с нею навек распрощался.

С тех пор предо мною всё время она,
Красивые карие очи…
Налейте, налейте стакан мне вина,
Рассказывать нет больше мочи!

Налейте, налейте, скорей мне вина,
Тоска меня смертная гложет,
Копейкой своей поддержите меня –
Подайте, друзья, кто сколь может…

Две последние строки повторяются




Запрещенные песни. Песенник. / Сост. А. И. Железный, Л. П. Шемета, А. Т. Шершунов. 2-е изд. М., «Современная музыка», 2004. - подпись: слова и музыка А. Охрименко.


Песня написана в 1950 году в Москве приятелями Алексеем Охрименко, Сергеем Кристи и Владимиром Шрейбергом. Сохранилась фотография этого года, где они вместе поют предположительно "Я был батальонный разведчик" на квартире у Охрименко в Чистом переулке под фортепианный аккомпанемент Шрейберга. Песня в те годы не была опубликована, но в обиходе бытовала открыто; в журналистских и литературных кругах авторство было известно. К 1990-м годам - когда песня зазвучала с больших площадок - жив был лишь Охрименко ("Дед Охрим"), он и исполнял ее в эти годы под гитару. Наверное, поэтому иногда Охрименко указывают как единственного автора. Но он лишь автор текста - полностью либо основной его части. Подробнее см. статью Льва Аннинского "Удар костылем. Блатной дед Охрим из Чистого переулка" ("Наша улица", №1-2000).

Три заключительных куплета имеют иной размер (из популярных мелодий для них подходит, скажем, "Раскинулось море широко" или "О чем ты тоскуешь, товарищ моряк?"). В народных вариантах эти куплеты отброшены.

В 1950-е песню часто пели инвалиды в электричках, зарабатывая этим на жизнь. В конце 1950-х она закрепилась в студенческой среде.

Те же герои действуют в песне "Костылем стучу в дверь ресторана...". Охрименко, Кристи и Шрейбергу принадлежит также авторство песен "Жил-был великий писатель...", "Отелло" и "Гамлет". Все они были написаны между 1947 и 1953 годами.


ВАРИАНТЫ (5)

1. Я был батальонный разведчик


Я был батальонный разведчик,
А он - писаришка штабной.
Я был за Россию ответчик,
А он спал с моею женой.

Ах, Клава, любимая Клава,
Неужто судьбой суждено,
Что ты променяла, шалава,
Меня на такое дерьмо.

Меня на такую скотину,
Да я бы с ним рядом не стал.
Ведь я от Москвы до Берлина,
По трупам фашистским шагал.

Шагал, а потом в лазарете
На койке больничной лежал,
И плакали сестры, как дети,
Пинцет у хирурга дрожал.

Дрожал и сосед мой рубака,
Полковник и дважды герой.
Он плакал, закрывшись рубахой,
Скупою слезой фронтовой.

Скупою слезой фронтовою
Гвардейский рыдал батальон,
Когда я геройской звездою
От маршала был награжден.

Потом мне вручили протезы
И быстро отправили в тыл,
Скупые мужицкие слезы
Кондуктор в вагоне пролил.

Пролил, но а после, паскудник,
С меня же содрал четвертак,
Ох, люди, ох, русские люди,
Ох, люди, ох, мать вашу так.

К жене словно вихрь я ворвался,
И Клавочку стал я ласкать,
Я телом жены наслаждался,
Протез положил под кровать.

Болит мой осколок железа
И давит пузырь мочевой.
Полез под кровать за протезом,
А там писаришка штабной.

Я бил его в белые груди,
Срывал на груди ордена,
Ох, люди вы, русские люди,
Родная моя сторона.
Ох, люди вы, русские люди,
Подайте на чарку вина.

Расшифровка фонограммы Алексея Козлова, альбом «Пионерские блатные 2», ТОО «Московские окна ЛТД», 1998


Близкий вариант:

Ах, Клава

Я бил его в белые груди,
Срывал на груди ордена.
Ох, люди, ох, русские люди,
Родная моя сторона.

Я был батальонный разведчик,
А он писаришка штабной.
Я был за Россию ответчик.
А он спал с моею женой.

Ах, Клава, любимая Клава,
Неужто судьбой суждено,
Чтоб ты променяла, шалава,
Меня на такое г...

Меня - на такую скотину!
Да я бы с ним с... бы не стал!
Ведь я от Москвы до Берлина
По трупам фашистов шагал.

Шагал, а потом в лазарете
На койке больничной лежал.
И плакали сестры, как дети,
Пинцет у хирурга дрожал.

Дрожал и сосед мой - рубака,
Полковник и дважды Герой.
Он плакал, закрывшись рубахой,
Скупою слезой фронтовой.

Скупою слезой фронтовою
Гвардейский рыдал батальон,
Когда я Звездою Героя
От маршала был награжден.

Потом мне вручили протезы
И быстро отправили в тыл,
Красивые крупные слезы
На литер кондуктор пролил.

Пролил, ну а после, паскудник,
С меня он содрал четвертак.
Ох, люди, ох, русские люди,
Ох, люди, ох, мать вашу так!

К жене, словно вихрь, я ворвался,
И Клавочку стал я лобзать.
Я телом жены наслаждался,
Протез положил под кровать.

Болит мой осколок железа,
И давит пузырь мочевой.
Полез под кровать за протезом,
А там писаришка штабной.

Я бил его в белые груди,
Срывал на груди ордена,
Ох, люди, ох, русские люди,
Родная моя сторона!

Песни нашего двора / Авт.-сост. Н. В. Белов. Минск: Современный литератор, 2003. – (Золотая коллекция).


2. Я был батальонный разведчик

Я был батальонный разведчик,
А он – писаришка штабной.
Я был за Россию ответчик,
А он жил с моею женой.

Войну я прошел до Берлина,
В окопах я часто лежал.
Рыдали медсестры, как дети,
Пинцет у хирурга дрожал.

Домой я вернулся, ребята,
И ну свою Кланьку ласкать.
Протез мне мешает ужасно,
Его положил под кровать.

Лежу, а осколок железный
Давит на пузырь мочевой.
Полез под кровать за протезом,
А там писаришка штабной.

Я бил ее белые груди,
Срывая с себя ордена,
Ах, добрые, добрые люди,
Ах, мать ты, сырая земля.

Говорят, что судьба не индейка,
И за это я песню пою.
Как фашистская пуля злодейка
Оторвала способность мою.

Неизвестный источник


3. Я был батальонный разведчик

Я был батальонный разведчик,
А он писаришка штабной.
Я был за Россию ответчик,
А он спал с моею женой.

Ах, Клава, любимая Клава,
Ужели судьбой решено,
Чтоб ты променяла, шалава,
Меня на такое … добро!

Меня - на такого мужчину!
Я … бы с ним рядом не стал.
Ведь я от Москвы до Берлина,
По вражеским трупам шагал.

Шагал, а потом в лазарете
Со смертью в обнимку лежал,
И плакали сестры, как дети,
Пинцет у хирурга дрожал.

Тяжелой солдатской слезою
Расплакался весь батальон,
Когда я Геройской Звездою
С протёзами был награжден.

И вот мне вручили протёзы,
И еду-то, братцы, я в тыл.
Скупые мужицкие слезы
Кондуктор в вагоне пролил.

Пролил, прослезился, собака,
Но все же содрал четвертак,
Не выдержал, сам я заплакал:
Грабители, мать вашу так!

Грабители, сволочи тыла,
Эх, как же вас носит земля!
И понял я: многим могила
Придет от мово костыля.

Домой я с войны возвращался,
И стал я ту Клавку ласкать.
Я телом ее наслаждался,
Протез положил под кровать.

Проклятый осколок железа
Мне жал на пузырь мочевой.
Полез под кровать за протезом,
А там - писаришка штабной!

Я бил его в белые груди,
Срывал я с него ордена…
Ах, люди, советские люди,
Подайте на чарку вина!

В нашу гавань заходили корабли. Пермь, "Книга", 1996.


4. Я был батальонный разведчик

Я был батальонный разведчик,
А он писаришка штабной.
Я был за Россию ответчик,
А он спал с моею женой.

Ой, Клава, ой, милая Клава,
Увидеться нам ль суждено?
За что ж променяла, отрава,
Орла на такое дерьмо?

Орла на такого "мужчину"…
Да я бы с ним рядом не стал…
Когда от Москвы до Берлина
По трупам свой путь пролагал.

Шагал, а потом в лазарете
С опасным раненьем лежал.
И плакали сестры, как дети,
Ланцет у хирурга дрожал…

И плакал сосед мой, рубака –
Полковник и дважды герой.
Он плакал, накрывшись рубахой,
Скупою слезой фронтовой.

Скупою солдатской слезою
Гвардейский рыдал батальон,
Когда я геройской Звездою
От маршала был награжден.

Затем мне вручили протезы
И в отпуск отправили в тыл.
Красивые крупные слезы
Кондуктор на литер пролил.

Пролил, прослезился, собака,
Но все же сорвал четвертак.
Не выдержал я - и заплакал
И думаю "Мать вашу так!.."

Домой я как вихорь ворвался
И – ну свою Клаву ласкать!
Я телом ее наслаждался,
Протез положив под кровать…

Лежал, а потом захотелось
В уборную, братцы, пойти,
Солдатское сердце забилось,
Заныло, забилось в груди…

Лежу, а осколок железа
Давит на пузырь мочевой.
Полез под кровать за протезом –
А там… писаришка штабной…

Я бил его в белые груди,
Срывал я с себя ордена, -
Ой, люди, ой, русские люди,
Родная моя сторона!..

…Говорят, что судьба – не индейка,
И за это я песню пою,
Как фашистская пуля-злодейка
Оборвала способность мою.

…Спасибо, граждане, спасибо девушки,
А ты, с гранатометом, почему не подаешь?

Татьянин день: Песенник. - Серия "Хорошее настроение". - Новосибирск: "Мангазея", 2004


5.



Я был батальонный разведчик,
А ён - писаришка штабной.
Я был за Россию ответчик,
А ён спал с моею женой.

Жена моя милая, Клава,
Увидеться ль нам суждено?
За что ж променяла, отрава,
Орла на такое дерьмо?

Орла на такого мужчину,
Да я бы с ним рядом не стал.
Когда от Москвы до Берлина
По трупам свой путь прошагал.

Шагал, а потом в лазарете
С опасным раненьем лежал,
И плакали сестры, как дети,
Ланцет у хирурга дрожал.

И плакал сосед мой, рубака,
Полковник и дважды герой.
Он плакал, накрывшись рубахой,
Скупою слезой фронтовой.

Скупою солдатской слезою
Гвардейский рыдал батальон,
Когда я геройской Звездою
От маршала был награжден.

Затем мне вручили протезы
И в отпуск отправили в тыл.
Красивые крупные слезы
Кондуктор на литер пролил.

Пролил, прослезился, собака,
Но всё же сорвал четвертак,
Не выдержал я и заплакал
И думаю: "Мать вашу так!"

Домой я, как вихрь, ворвался
И ну свою Клаву ласкать.
Я телом ее наслаждался,
Протез положив под кровать.

Лежал, а затем захотелось
По легкому, братцы, пойти,
Солдатское сердце забилось,
И быстро заныло в груди.

Я встал, а осколок железный
Сдавил мне пузырь мочевой,
Полез под кровать за протезом –
А там писаришка штабной.

Я бил его в голые груди,
Хлестал по щекам без конца...
Ой, люди, ой, русские люди,
Зачем мне такая жена.

Две последние строки куплетов повторяются

Павленко Б.М. «На Дерибасовской открылася пивная...»: песенник: популярные дворовые песни с нотами и аккордами / Сост. Б.М. Павленко. - Ростов н/Д: Феникс, 2008. - (Любимые мелодии). C. 101-102.