 |
ТРАНСВАЛЬ, ТРАНСВАЛЬ, СТРАНА МОЯ
Трансваль, Трансваль, страна моя,
Ты вся горишь в огне!
Под деревом развесистым
Задумчив бур сидел.
О чем толкуешь, старина,
Чего задумчив ты?
Тоскую я по родине,
И жаль родной земли.
Сынов всех девять у меня,
Троих уж нет в живых.
И за свободу борются
Шесть юных остальных.
А младший сын, 13 лет,
Просился на войну.
Но я ответил: «Нет, нет, нет!», -
Малютку не возьму.
Но он нахмурясь отвечал:
«Отец, пойду и я!
Пускай, я слаб, пускай, я мал,
Крепка рука моя!»
Да, час настал, тяжелый час
Для родины моей.
Молитесь, женщины, за нас,
За наших сыновей.
Две последние строки куплетов повторяются
Расшифровка фонограммы Юрия Никулина, CD Grand Collection, Юрий Никулин, Квадро-Диск, 2002.
Народная песенка про англо-бурскую войну (1899-1902) на основе стихотворения Г. Галиной "Бур и его сыновья" (1899, см. ниже). Оно положено на музыку М.А. Губченко. Первые две строфы - народные, в авторской версии их не было. Песенка была очень популярна в России в первую половину XX в., и особенно в годы Гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке, где ее пело население и красные партизаны. Александр Фадеев использовал ее как лейтмотив неоконченного романа "Последний из удэге" (1929-1940) о партизанском движении в Приморье.
Песню любил Юрий Никулин, который услышал ее от отца.
Мелодия и народная вставка в текст "Трансвали..." явно навеяны песней "Среди долины ровныя..." (там же см. ноты; мелодия второй половины куплетов полностью совпадает, а параллели в тексте - как раз в тех куплетах, которые являются народной вставкой).
Об истории песни см. статью Аполлона Давидсона "Эта старая старая песня" ("Азия и Африка сегодня", 1990, №10). Англо-бурской войне посвящена также "Трансваальская песня" А. Каптерева. Война нашла отклик и в других жанрах искусства - например, известен раус (диалог балаганных клоунов перед представлением для зазывания публики) "Трансвааль".
В фильме Андрея Смирнова "Жила-была одна баба" (2011) о судьбе тамбовской крестьянки в 1909-1921 годы, песню исполнил Юрий Шевчук, сыгравший роль командира одного из отрядов Антоновского восстания.
Интервью Юрия Шевчука о фильме и песне каналу "Piter.TV" от 25 октября 2011 года, за два дня до выхода фильма на экраны:
"Юрий Шевчук: Эта песня - была хит всех воинов-интернационалистов начала 20-го века. Потому что много русских ребят воевало на стороне буров в англо-бурской войне в Южной Африке. И они воевали так, как вот в Афгане воевали, они были – интернационалисты. И во всех кабаках русские воины, которые пришли из Африки после войны англо-бурской, они заказывали эту песню «Трансвааль, страна моя...». И там главный герой – он теряет семью, сыновей, хозяйство, но приобретает свободу. Эта песня была самая популярная до 1905 года. В 1905 году уже пошел «Варяг» – уже другая фронтовая песня стала самой известной, популярной и любимой народом. Но до этих пор «Трансвааль, Трансвааль…» - это был серьезный хит, говоря нынешним языком, и вот я ее спел".
Фонограмма с Youtube под фоторяд англо-бурской войны:
Г. Галина, или Галина Галина - псевдоним Глафиры Адольфовны Эйнерлинг (1873-1942, урожд. Мамошина, по второму мужу - Гусева-Оренбургская). Дочь петербургского учителя, по окончании гимназии работала телеграфисткой. Печаталась с 1895 г. Писала стихи, в том числе для детей, сказки, занималась переводами. Осенью 1899 г. создала стихотворение "Бур и его сыновья", которое вскоре стало песней "Трансваль, Трансваль, страна моя...". За сочувствие студенческому движению (авторство крамольного стихотворения "Лес рубят...", 1901) выслана из Петербурга. В 1905-1907 гг. продолжала публично читать гражданские стихи. После 1917 г. отошла от общественной деятельности. Умерла в Ленинграде.
Англо-бурская война 1899-1902 гг.
Война шла за контроль над территорией современной ЮАР. Первые европейские колонисты (в основном, голландцы, но также немцы и французы), высадились на юге Африки в 1652 г. и основали Капскую колонию. Их потомки назвали себя бурами или африканерами и рассматривали эти земли как свою родину. В 1806 г. колонию захватила Великобритания; буры ушли из нее и в середине XIX века основали на отвоеванных у африканцев землях Оранжевое свободное государство (1854) и республику Трансвааль (1856). В 1867 г. на этих территориях нашли золото и алмазы, что предрешило участь бурских республик. В 1877 г. Трансвааль была аннексирована Великобританией, но вскоре добилась возвращения части прав. В ходе войны 1899-1902 годов обе республики буров пали и были превращены в английские колонии. 7 тыс. буров погибли в бою, от 18 до 28 тыс. женщин и детей буров умерли в английских концентрационных лагерях. В 1910 г. бывшие бурские земли и английские колонии объединились в Южно-Африканский Союз под властью Англии; с 1961 г. - независимая Южно-Африканская Республика.
На судьбу основного населения Южной Африки - коренных народов зулу, коса, басуто и др. - результаты англо-бурской войны не повлияли. Эти народы добились признания своих человеческих прав только сто лет спустя, в последние годы XX в.: массовые протесты чернокожего населения (составляющего ок. 87%) в 1980-е гг. вынудили парламент ЮАР в 1991 году отменить расовую сегрегацию по месту жительства и владению землей, а с 1994 г. чернокожие южноафриканцы получило право голоса. Парламентские выборы в том же году выиграла партия Африканский национальный конгресс, и ее лидер Нельсон Мандела, легендарный борец за права африканцев, стал первым черным президентом ЮАР.
Из воспоминаний ленинградского фольклориста Владимира Бахтина ("Жили-были... Разговоры с В.С. Бахтиным / Сост. О.А. Комарова, СПб.: Композитор • Санкт-Петербург, 2006, с. 104-106. Разговоры записаны в последние годы жизни Бахтина. Умер он в 2001 г.):
"Популярна была очень песни Галины Галиной «Бур и его сыновья» - «Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне».
О.К.: Вот эту одну строчку все знают.
В.С.: Да.
Под деревом развесистым задумчив бур сидел.
- О чем, о чем задумался, о чем горюешь ты?
- Горюю я по родине и жаль мне край родной.
Сынов всех девять у меня, троих уж нет в живых,
А за свободу борются шесть юных остальных.
А старший сын, старик седой, убит был на войне.
Он без молитвы, без креста зарыт в сырой земле.
А младший сын, двенадцать лет, просился на войну.
Но я сказал, что нет, нет, нет, малютку не возьму.
«Возьми, возьми, отец, меня с собою на войну!
Пожертвую за родину младую жизнь свою».
Однажды при сражении отбит был наш обоз.
Малютка на позицию ползком патрон принес.
Настал, настал тяжелый час для родины моей.
Молитеся вы, женщины, за ваших сыновей!
Это народный варьянт. А вот Галины Галиной текст.
Да, час настал, тяжелый час для родины моей,
Молитесь, женщины, за нас, за наших сыновей.
Мои готовы все в поход, их десять у меня.
Простился старший сын с женой, поплакал с ним и я.
Троих невесты будут ждать, господь помилуй их.
Идет с улыбкой умирать пятерка остальных.
Мой младший сын, тринадцать лет исполнилось ему.
Решил я твердо: нет и нет, мальчишку не возьму.
Но, он, нахмурясь,
Вот деепричастие уже не песенное.
Но, он, нахмурясь, отвечал: «Отец, пойду и я.
Пускай я слаб, пускай я мал, - верна рука моя.
«Верна рука моя» тоже не поется.
Отец, не будешь ты краснеть за мальчика в бою,
С тобой сумею умереть за родину свою!»
Да, час настал, тяжелый час для родины моей,
Молитесь, женщины, за нас, за наших сыновей.
О.К.: Это пела вся Россия.
В.С.: Да, конечно.
О.К.: Но что всей России до англо-бурской войны? Почему песня получила такое распространение?
В.С.: Трудно назвать причины популярности песни, неисповедимы пути судьбы, как говорится. Просто очень сочувствовали бурам: маленький народ, свободолюбивый, и Англия, колониальная держава, хочет его угнетать и победить, покорить, сохранить свои владения».
_____
Бахтин в приведенных выше воспоминаних цитирует народный вариант песни, записанный А.М. Новиковой в 1925 г. в Московской области и опубликованный в сб.: Русские народные песни. Вступ. статья, сост. и примеч. А.М. Новиковой. М., Госиздат, 1957.
"Трансваль" в романе "Последний из удэге"
Время основного действия романа - май 1919 года. В Приморье, занятом колчаковцами, японцами и американцами, развернулось партизанское движение, в которое оказались вовлечены и местные коренные народы, притесняемые бандами хунхузов. Из предполагаемых шести частей романа Фадеев написал четыре и начал пятую. Так и осталось неизвестным для читателей, выжил или пал в бою удэгейский род Гялондика, взял ли партизан Петр Сурков Сучанский рудник, осталась ли с ним интеллигентка Лена и как сложилась боевая судьба ее брата Сережи.
Песня «Трансваль» упоминается в романе около десяти раз.
Ее поют в занятом партизанами приморском городке Ольге:
«Густой беловатый туман окутывал город, - огни мутнели и расплывались в тумане. Влажный, неслышный, как дыхание, шорох реял над холодеющей землей. Но город еще не спал. Сережа разобрал слова дальней песни:
Трансваль, Трансваль, страна моя,
Ты вся горишь в огне...
дальний хор подхватывал:
Под деревцем развесистым
Задумчив бур сидел...»
(А. Фадеев. Последний из удэге. М., Советский писатель, 1957, с. 32).
Поет крестьянка в деревне Хмельницкой в районе Сучанского рудника, укачивая люльку:
«Спускались сумерки; в печи шипела яичница; Лене покалывало ноги, жар поднимался выше колен, по всему телу разливалась истома, смыкались веки. Крестьянин, склонившись перед Леной на коленях, все растирал и растирал ей ноги шершавыми бережными ладонями, и Лена уже сквозь дрему слышала, как позвякивает кольцо от люльки и тоненько-тоненько поет женщина:
Трансваль, Трансваль, страна моя,
Горишь ты вся в огне...»
(С. 150)
Отряд Гладких выступает из Ольги в партизанскую столицу Скобеевку под Сучанский рудник:
«Туман редел и золотился, когда отряд — двести с лишним человек, построившихся почетверо в ряд, с винтовками на ремнях, с Кудрявым и Гладких во главе и двадцатью вьючными лошадьми в авангарде, - тронулся, шоркая сапогами, по Ольгинскому тракту, провожаемый лаем староверских собак.
Голосистый Шпак, шедший, прихрамывая, в передней колонне, завел «Трансвааль» - песню, которую в эти страдные дни певали не только во всех отрядах, но даже на вечорках, даже малые ребята. Отряд стройно подхватил. Сережа, шагавший с Мартемьяновым вне рядов, тоже подтянул звенящим альтом, слыша и выделяя свой голос в общем хоре. Над ними раскрылось звонкое небо, ударило жаркое пыльное солнце, горные отроги взялись нежным паром, как конские крестцы».
(С. 180)
Он же, вступая в Скобеевку:
«Партизаны, весело крича, вздымая ружья и шапки, гурьбой побежали с увала, полого спускавшегося в долину. Из полыней у подножия увала взвился фазаний табунок и, пестря на солнце многоцветным своим опереньем, улетел в долину.
Построившись во взводы, по двое, отряд вышел на тракт и здесь построился колоннами по четыре.
- Знамя, знамя!.. - закричали впереди.
Из торок вынули красный флаг и прикрепили его к древку, которое один из партизан всю дорогу нес в руках.
- Давай я понесу!.. Я понесу! - кричал Бусыря, догоняя партизана, бежавшего наперед со знаменем. - Можно? - спросил он у Гладких, равняясь с ним.
- Пускай понесет, правда, - сказал Сеня, весело глядя на заросшее темным волосом, расплывшееся в счастливой улыбке мясистое лицо Бусыри.
Во главе с Бусырей, с неуклюжей важностью вышагивающим перед колоннами со знаменем в руках, отряд тронулся к селу.
- «Трансваль», а ну, «Трансваль»!.. Где Федя Шпак? - закричали в передней колонне. - Заводи!..
Федор Шпак, шедший в передней колонне, закрыл на секунду глаза, потом, вскинув чубатую голову, дрогнув бровями и усами, начал звучным тенорком:
Трансваль, Трансваль, страна моя,
Ты вся горишь в огне...
И вся передняя колонна, за ней, примыкая, другие разноголосо и мощно подхватили:
Под деревцем развесистым
Задумчив бур сидел...
...Сынов всех девять у меня.
Троих уж нет в живых, -
как бы жаловался Шпак, а колонны отвечали ему:
А за свободу борются
Шесть юных остальных...
Далеко еще до поскотины их встретил конный патруль: два всадника с красными лентами на фуражках.
- Что за отряд? - свешиваясь с лошади, стараясь перекричать песню, спрашивал передний.
- Тетюхинцы, - отвечал Сеня.
- Тетюхинцы и вай-фудинцы! - с усмешкой поправил Гладких.
- Нас, тетюхинцев, больше! - смеялся Сеня.
- Все одно: по командиру считается...
Один из всадников, вздымая пыль, поскакал в село готовить квартиры, другой, сдерживая свою, плясавшую и поводившую ушами от песни лошадь, поехал вместе с отрядом.
- Что нового у вас? - напрягаясь во весь голос, спрашивал Сеня. - Японцы не жмут?
...А младший сын в двенадцать лет
Просился на войну, -
жаловался Шпак.
- Ну-у... - пренебрежительно ответил патрульный, всем своим видом и посадкой опровергая тревожные предположения Сени. - Они было сунулись с рудника, да куда там...
...Но я сказал, что нет, нет, нет, -
Малютку не возьму... -
гремели колонны.
- А?.. Чего?.. - приставив ладонь к уху и свешиваясь лошади, переспрашивал патрульный.
- Хунхузы, говорю! Про хунхузов слышно что?..
- А, хунхузы... Да что ж хунхузы. Под Николаевкой, бают, поцапались с ими, это что ж...
- Сурков как там? Здоров ли?
- Под рудником раненный был, а теперь уж поправился, ходит... Да что там говорить, - сказал патрульный, поняв вдруг общий смысл вопросов Сени, - весь народ поднялся, теперь не удержишь!..
Малютка на позиции
Ползком патрон принес... -
могущественно гремели колонны.
Верно... Верно... - сказал Сеня, помаргивая от слез, выступивших ему на глаза.
С песней, с Бусырей, несущим знамя, с патрульным, плясавшим на своей лошади, с примыкавшими с боков ребятишками и собаками, - мимо партизан, высыпавших из изб, мимо празднично разодетых девчат и парней — отряд зашагал по селу».
(С. 235-237)
Сеня думает о песне во время обеда в Скобеевке, на котором партизанский ревком спорит о планах действий:
«Но весь этот спор за столом было совсем не то, что нужно было Сене и что он ожидал, когда входил с отрядом в Скрбеевку. К тому настроению подъема, с которым они, распевая «Трансвааль», входили в Скобеевку, примешивалось еще радостное ожидание чего-то приятного и важного лично для Сени. Он не отдавал себе отчета в том, что это такое, но и теперь, за столом, он ждал этого, и когда он ловил себя на этом, мотив «Трансвааля» снова радостно возникал в нем».
(С. 250)
Рота Борисова выходит из Скобеевки на Перятино, под Сучанский рудник:
«Прекрасная ночь спустилась на село, все было залито ее серебряным тишайшим светом. Запахи весны и свежевскопанной земли почти заглушали запахи бани. В соседней половине позванивали последние капли душа.
В это-то время и донесся из-за огорода, с улицы, стройный топот множества ног, и звонкий, чистый, как слеза, тенор легко поднял и понес «Трансвааль»...
Это Игнат Васильевич Борисов вел свою роту в Перятино. Песню завел самый любимый и самый дерзкий внук его, Егорушка, а за Егорушкой грянула вся рота, и песня разостлалась над селом.
Петр, Алеша и Агеич, голые, выбежали из предбанника. Долго стояли они в огороде, облитые светом месяца, не шевелясь, точно изваянные. Рота уже прошла, а все еще доносилось издалека:
...Мой старший сын, старик седой, Убит был на войне...»
(С. 311-312)
Пока под Сучанским рудником партизаны сражаются с колчаковцами и японцами, женщины Скобеевки гладят белье для перевязок на кухне сельской больницы:
«Вот-вот должны были привезти раненых, женщины торопились, но в движениях их и в голосах не чувствовалось суеты и тревоги, - они работали уверенно и споро. И все-таки было в их работе что-то отличное от обыкновенной работы: не слышно было обычных, когда собирается много женщин, шуток и смеха. Изредка то один, то другой голос начинал тихо напевать что-нибудь протяжное и тут же смолкал.
Постепенно смеркалось, но в кухне, экономя керосин, не зажигали ламп. Иногда то та, то другая из гладильщиц выбегала на крылечко и, размахивая утюгом, раздувала угли, пуская по ветру красный веер искр.
Вдруг одна из женщин сипловатым, не сильным, но приятным душевным голосом начала знакомый Лене мотив. Лена сразу вспомнила такие же тихие сумерки, мужика, склонившегося перед ней и спиртом растиравшего ей ноги, звяканье кольца от люльки в соседней комнате и голос женщины, качавшей люльку и тихо напевавшей нерусскую песню:
Трансваль, Трансваль, страна моя,
Ты вся горишь в огне...
Так же тихо и задушевно пела сейчас не видная Лене женщина на кухне, и все остальные гладильщицы постепенно присоединялись к ней, и их немолодые, грубые и нежные голоса вскоре слились в общем пении.
Первые же звуки этого пения отозвались в душе Лены с неожиданной страстной силой. Сила пения была в том, что пели эту мужественную и трогательную песню пожилые деревенские женщины с лицами, преждевременно изборожденными морщинами, с руками большими и грубыми, как у мужиков, женщины — матери многих сыновей-тружеников, и пели они ее тогда, когда уже многих из сыновей не было в живых и когда белье, которое гладили женщины, вот-вот будет перепачкано сыновьей кровью.
Настал-настал тяжелый час
Для родины моей,
Молитеся вы, женщины,
За ваших сыновей, -
пели женщины, и в грубом и нежном плетении их голосов хорошо выделялся низки, вторящий контральто Марьи Фроловны:
Мой старший сын, старик седой,
Убит был на войне...
Не было здесь никакого Трансвааля и никаких буров, но то, что пели женщины, это была правда, нельзя было не поверить в нее. И смутная тоска и тревога, владевшие Леной весь день, вдруг разрешились обильными, счастливыми слезами.
Женщины все пели, а Лене казалось, что есть на свете и правда, и красота, и счастье, - да, они были и белокурой женщине на станции, и в китайцах-ломовиках, боровшихся на поясах под весенним солнцем, и в сердцах и голосах этих женщин, певших о своих убитых и борющихся сыновьях. Как никогда еще, Лена чувствовала и в своей душе возможность правды, любви и счастья, хотя и не знала, каким путем она сможет обрести их».
(С. 565-366)
Следом в романе раздался скрип телег и пришел обоз с телом убитого под рудником пожилого уже Дмитрия Игнатовича Борисова, сына Марьи Фроловны и Игната Борисова, главы рода Борисовых.
ВАРИАНТЫ (5)
1. Трансвааль, Трансвааль, страна моя
Трансвааль, Трансвааль, страна моя,
Горишь ты вся в огне!
Под деревом развесистым
Задумчив бур сидел.
- О чем задумался, детина,
О чем горюешь, седина?
- Горюю я по родине,
И жаль мне край родной.
Сынов всех девять у меня,
Троих уж нет в живых,
А за свободу борются
Шесть юных остальных.
А старший сын - старик седой
Убит был на войне:
Он без молитвы, без креста
Зарыт в чужой земле.
А младший сын - тринадцать лет –
Просился на войну,
Но я сказал, что нет, нет, нет –
Малютку не возьму.
«Отец, отец, возьми меня
С собою на войну –
Я жертвую за родину
Младую жизнь свою».
Я выслушал его слова,
Обнял, поцеловал
И в тот же день, и в тот же час
На поле брани взял.
Однажды при сражении
Отбит был наш обоз,
Малютка на позицию
Ползком патрон принес.
Настал, настал тяжелый час
Для родины моей,
Молитеся вы, женщины,
За ваших сыновей.
Трансвааль, Трансвааль, страна моя,
Бур старый говорит:
За кривду бог накажет нас,
За правду наградит.
Записано в 1959 году в Костромской области.
А. Давидсон. Эта старая старая песня // "Азия и Африка сегодня", 1990, №10. Этот же вариант перепечатан в сб.: Антология русской песни / Сост., предисл. и коммент. Виктора Калугина. - М.: Изд-во Эксмо, 2005.
2. Трансваль, Трансваль, страна моя
Трансваль, Трансваль, страна моя,
Ты вся горишь в огне!
Под деревом развесистым
Задумчив бур сидел.
О чем тоскуешь, старина,
Чего задумчив ты?
Тоскую я по родине
И жаль родной земли.
Сынов ведь десять у меня,
Троих уж нет в живых.
И за свободу борются
Шесть юных остальных.
А младший сын, 13 лет,
Просился на войну.
Но я ответил: «Нет, нет, нет!», -
Малютку не возьму.
Но он нахмурясь отвечал:
«Отец, пойду и я!
Пускай, я слаб, пускай, я мал,
Крепка рука моя!»
Так час настал, тяжелый час
Для родины моей.
Молитесь, женщины, за нас,
За наших сыновей.
Расшифровка фонограммы Юрия Никулина из телепередачи "В нашу гавань заходили корабли". Текст записывался на бумагу непосредственно при просмотре передачи. Видимо, записано небрежно, так как вариант отличается от расшифровки фонограммы Никулина с CD. Либо сам Никулин пел песню по-разному.
3.
Трансвааль, Трансвааль, страна моя,
Ты вся горишь в огне...
Под деревцем развесистым
Задумчив бур сидел.
Настал, настал тяжелый час
Для родины моей.
Молитеся вы, женщины,
За наших сыновей!
Сынов всех девять у меня,
Троих уж нет в живых,
И за свободу борются
Шесть юных остальных.
И младший сын – тринадцать лет –
Просился на войну,
Но я сказал: "Нет, нет, нет, нет!
Мальчишку не возьму!"
"Отец, не будешь ты краснеть
За мальчика в бою.
С тобой сумею умереть
За родину свою!"
Однажды при сражении
Разбит был наш обоз,
Мальчишка на позиции
Запас гранат принес.
Настал, настал тяжелый час
Для родины моей.
Молитеся вы, женщины,
За наших сыновей!
* У Г. Галиной стихотворение называется "Бур и его сыновья" (1899).
Две последние строки каждого куплета повторяются.
Один из многочисленных народных вариантов песни. Данный записан С. Пьянковой в Смоленской области. Расшифровка собирателя.
Гори, гори, моя звезда! Сост. и муз. редактор С. В. Пьянкова. - Смоленск: Русич, 2004.
4. Трансваль, Трансваль, страна моя...
Трансваль, Трансваль, страна моя,
Ты вся горишь в огне,
Под деревом развесистым
Задумчив бур сидел.
"О чем, о чем задумался,
О чем горюешь ты?" -
"Горюю я по родине,
И жаль мне край родной!
Сынов всех девять у меня,
Троих уж нет в живых,
А за свободу борются
Шесть юных остальных.
А старший сын, старик седой,
Убит был на войне,
Он без молитвы, без креста
Зарыт в сырой земле.
А младший сын, двенадцать лет,
Просился на войну,
Но я сказал, что нет, нет, нет,
Малютку не возьму.
"Возьми, возьми, отец, меня
С собою на войну,
Пожертвую за родину
Младую жизнь свою!"
Однажды при сраженьице
Отбит был наш обоз,
Малютка на позицию
Ползком патрон принес.
Настал, настал тяжелый час
Для родины моей.
Молитеся вы, женщины,
За ваших сыновей!"
Песня является откликом на события англо-бурской войны 1899-1902 гг., появилась в начале 900-х годов. Один из песенных вариантов (записано А.М. Новиковой в 1925 году в Московской области).
Русские народные песни. Вступ. статья, сост. и примеч. А.М. Новиковой. М., Государственное издательство художественной литературы, 1957. С. 440.
5. Трансвааль
Трансвааль, Трансвааль, звезда моя,
Ты вся горишь в огне.
Под деревцом развесистым
Задумчив бур сидел.
О чем задумался, детина?
О чем горюешь седина?
«Горюю я по родине,
И жаль мне край родной.
Сынов всех десять у меня,
Троих уж нет в живых,
А за свободу борются
Шесть юных остальных.
А старший сын, старик седой,
Убит уж на войне;
Он без молитвы, без креста
Зарыт в чужой земле.
Младой сын двенадцати лет
Просился на войну,
Но я сказал, что нет, нет:
Малютку не возьму,
Я выслушал просьбу малютки,
Обнял поцеловал,
И в тот же день он со мной
Пошли на вражий стан.
Однажды при сражении
Отбит был наш обоз,
Малютка на позицию
Ползком патрон принес.
Настал, настал тяжелый час
Для родины моей,
Молитеся вы, женщины,
За ваших сыновей».
«Трансвааль, Трансвааль, страна моя,»
Бур старый говорит:
«За кривду Бог накажет нас,
За правду наградит.»
Солдатские песни. Сборник военных песен, составленный В.И. Симаковым. №68. Ярославль: Типография К.Ф. Некрасова в Ярославле, 1915. С. 6-7.
Близкий вариант:
Трансвааль
Трансвааль, Трансвааль, звезда моя,
Ты вся горишь в огне.
Под деревцом развесистым
Задумчив бур сидел.
О чем задумался, детина?
О чем горюешь, седина?
Горюю я по родине,
И жаль мне край родной.
Сынов всех десять у меня,
Троих уж нет в живых,
А за свободу борются
Шесть юных остальных.
А старший сын, старик седой,
Убит уж на войне;
Он без молитвы, без креста
Зарыт в чужой земле.
Младой же сын в двенадцать лет
Просился на войну;
Но я сказал, что нет и нет;
Малютку не возьмут.
Я выслушал малюточку,
Обнял, поцеловал,
И в тот же день малюточку
С собой в сраженье взял.
Однажды при сражении
Отбит был наш обоз,
Малютка на позицию
Ползком патрон принес.
Настал, настал тяжелый час
Для родины моей,
Молитеся вы, женщины,
За ваших сыновей».
«Трансвааль, Трансвааль, страна моя»,
Бур старый говорит:
«За кривду Бог накажет нас,
За правду наградит».
В.И. Симаков. Прапорщик. Новейший военный песенник. 2-е испр. и дополн. издание. Пг.: Издание книжной торговли Н.И. Холмушина, 1916. [Разрешено военной цензурой за №4643, 7 мая 1916 г.]. С. 18-19.
ОРИГИНАЛЬНОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Бур и его сыновья
Г. Галина
Да, час настал, тяжелый час
Для родины моей...
Молитесь, женщины, за нас,
За наших сыновей!..
Мои готовы все в поход –
Их десять у меня!..
Простился старший сын с женой –
Поплакал с ним и я...
Троих невесты будут ждать –
Господь помилуй их!..
Идёт с улыбкой умирать
Пятерка остальных.
А младший сын... Тринадцать лет
Исполнилось ему.
Решил я твердо: "Нет и нет –
Мальчишку не возьму!.."
А он, нахмурясь, отвечал:
«Отец, пойду и я!..
Пускай я слаб, пускай я мал –
Верна рука моя...
Отец, не будешь ты краснеть
За мальчика в бою –
С тобой сумею умереть
За родину свою!»
Да, час настал, тяжелый час
Для родины моей...
Молитесь, женщины, за нас,
За наших сыновей!
1899
А. Давидсон. Эта старая старая песня // "Азия и Африка сегодня", 1990, №10.