СЕРГЕЙ СИЛЫЧ СИНЕГУБ
(1851-1907)



Видный деятель русского революционного движения, в основном связанный с кружком чайковцев. Родился на Украине в мелкопоместной дворянской семье, учился в Петербургском технологическом институте. Пропагандистскую работу начал в 1871 г. Участвовал в подготовке «хождения в народ», вел пропаганду среди рабочих-ткачей. Арестован в 1873 г., осужден по «процессу 193-х» (участники «хождения в народ») на 9 лет каторги и пожизненную ссылку в Сибирь. Отправлен в Нижне-Карийскую тюрьму, после отбытия срока каторги оставлен на поселении в Чите. В 1906 выпустил сборник "Стихотворения" (Ростов-на-Дону) и воспоминания "Записки чайковца". Умер в Томске.

Наиболее значительные его произведения относятся к 1870—1880-м годам, написаны как до ареста, так и во время тюремного заключения, часть из них проникла в сборники вольной поэзии. Подробнее о нем см. в изд.: «Поэты-демократы 1870—1880-х годов» / Вступ. статья Б. Л. Бессонова; биогр. справки, подготовка текста и примеч. В. Г. Базанова и др. Л., 1968 (Б-ка поэта, БС). С. 107—110.


Гей, работники! несите... <1873>
Просьба <1873>

Из сборника "Из-за решетки", 1877
Думы мои любые... <1877>
К бюсту Белинского <1877>
Могила <1877>
"Волчонок" (между 1875 и 1877)
Она <1877>
Петру Алексееву (1877)
Завещание (1877)

Песни на стихи Синегуба
Барка <1873> (совм. с Д. Клеменцем)
Доля <1873>
Дума ткача (1872 или 1873)
Свободушка <1873>


***

Гей, работники! несите
Топоры, ножи с собой,
Смело, дружно выходите
Вы за волю в честный бой!

Мы, под звуки вольных песен,
Уничтожим подлецов —
Палача царя повесим,
С ним дворянство и купцов!

Кончить время! уж довольно
Им с нас шкуру втрое драть,
И мужицкую кровь полно
Им по-вшиному сосать!

Прочь владык! пусть мир сберется,
Выше мира власти нет!
Вряд ли кто сильней найдется —
Обойди хоть целый свет!

Расступися, лес дремучий!
Дай простор — народ идет!
Хочет силою могучей
Вековой разрушить гнет.

Гей! огня давай скорее –
Им очистим всё зараз,
Чтобы дело шло спорее...
. . . . . . . . . . . .

Ты утихни, сине море
Не моги огонь запить –
Накипело в сердце горе,
Нету моченьки сносить!

Час настал, вставайте, братья!
Силы, кровь и жизнь свою –
Всё несите без изъятья
Вы к святому алтарю.

Воля, право и равенство
Ждет за то вас впереди.
Жизнь высокого блаженства,
Без мучений и забот.

Мукам мир конец положит —
Тяжким сборам, податям,
Наши кости царь лишь гложет,
Кровь по вкусу лишь зверям.

Мы довольно гнули шею
Под ударами кнута,
В ноги кланялись злодею,
Целовали у плута

Руки, пятки за презренье,
За удары, за наш труд!
Невтерпеж. . . . . .
Жажда мести сердце жмут.

<1873>

«Русская литература». 1963, № 4, без последних трех строф (по черновому автографу ЦГАОР). Печ. по «Поэты-демократы 1870—1880-х годов» / Вступ. статья Б. Л. Бессонова; биогр. справки, подготовка текста и примеч. В. Г. Базанова и др. Л., 1968 (Б-ка поэта, БС) (по списку из арх. П. Е. Щеголева — Пушкинский Дом); ст. 24 в списке и автографе пропущен, ст. 47 дефектен.

Вольная русская поэзия XVIII-XIX веков. Вступит. статья, сост., вступ. заметки, подг. текста и примеч. С. А. Рейсера. Л., Сов. писатель, 1988 (Б-ка поэта. Большая сер.)


ПРОСЬБА

Мужики

Государь наш батюшка,
Царь российский, белый!
К тебе прибегаем
C просьбою несмелой
О своих нуждишках
И о многом прочем...

Царь

Говори короче!

Мужики

Доля наша горькая
Да житье бедовое:
Хлеба нет ни крошечки,
Жрем кору сосновую;
Скота много пало,
Земли больно мало,
А оброков много.

Царь

Потерпи, ребята,
Уповай на бога!

Мужики

Все твои чиновники,
Да начальство разное
Нам творят стеснения
Больно безобразные…
Животишки бедные…
Да деньжонки медные
Дочиста обобраны.

Царь

Ну, а недоимки с вас
Скоро будут собраны?

Мужики

Время ныне мирное,
Тишина отменная,
Надо бы повинности
Отменить военные,
Ведь солдаты лишние –
Чистый нам изъян!

Царь

Так вас и послушаюсь –
Расставляй карман

Мужики

Белый царь, российскому
Бедному народу
Дай ты настоящую,
С землею, свободу.
Заживет крестьянство
Вольно, тихо, мирно…

Царь

Не слишком ли, братцы,
Будет это жирно?

Мужики

Если б на последнюю
Просьбу ты склонился,
Если б ты с народом
Властью поделился -
То-то бы веселие
Было на Руси!

Царь

Натко-сь! Выкуси!

<1873>

«Сборник новых песен и стихов». Женева, 1873, без подписи.

Вольная русская поэзия XVIII-XIX веков. Вступит. статья, сост., вступ. заметки, подг. текста и примеч. С. А. Рейсера. Л., Сов. писатель, 1988 (Б-ка поэта. Большая сер.)


<ВАРИАНТ>

Государь и мужики

Мужики

Государь наш батюшка,
Царь российский, белый,
Мы к тебе с просьбою несмелой
О своих нуждишках и о многом прочем.

Государь

Говори короче!

Мужики.

Все твои чиновнички, начальство разное
Нам творят стеснения больно безобразные.
Животишки бедные и деньжонки медные
Все кругом обобраны.

Государь

А оброки с вас скоро будут собраны?

Мужики

Время ныне мирное, тишина отменная,
Надо бы повинность отменить военную:
Ведь твои солдатики нам один изъян!

Государь

Как же!.. Подставляй карман!..

Мужики

Если б на последнюю просьбу ты склонился
Да с народом властью поделился,
То-то бы веселье было на Руси!

Государь

На-ка, выкуси!

Из тетради, изъятой у политического заключенного К. И. Беклемышева в Пермской губернской тюрьме во время революции 1905-1907 гг. (тетрадь сохранилась в Государственном архиве Пермской области), без подписи. Текст записан кем-то по памяти.

Песни революционного подполья / Сост. Н. А. Аликина, Л. С. Кашихин. – Пермь, Пермское кн. изд., 1977


***

Думы мои любые,
Думы мои честные,
Жить не помешают вам
Эти стены тесные:

Светом освещенные
Правого страдания,
Вы в народ прорветеся
Силой упования;

Жизнь его просветите,
Грудь его согреете,
Мысли-сон прогоните,
Рабства тьму рассеете!

<1877>

«Из-за решетки». Женева, 1877, подпись: Вербовчанин. «Отголоски революции». Таганрог, 1886, с вар., подпись: Вербовчанин; «Стихи и песни». М., 1886, подпись: Вербовчанин; «Лютня III: Молодая Россия в стихах» / Изд. Э. Л. Каспровича. Лейпциг, 1897, подпись: В.

Вольная русская поэзия XVIII-XIX веков. Вступит. статья, сост., вступ. заметки, подг. текста и примеч. С. А. Рейсера. Л., Сов. писатель, 1988 (Б-ка поэта. Большая сер.)


К БЮСТУ БЕЛИНСКОГО

Слава тебе, показавшему нам свет!

Ты в пору мрачную невзгод
Пришел с призывом к жизни новой.
Рабом замученным народ
Стоял внизу, во тьме гробовой,
И ни единого луча
Не прорывалось в мир голодный,
Там раздавался свист бича
Над трудовой спиной народной.
Без перемен его судьба
Плелась от века и до века,
Под оболочкою раба
Стиралась личность человека!
Вверху же — барство и разврат,
Невежество в союзе с ленью
Да, как чума, лакейства яд
Вполне царили. Отупенье
Владело каждого умом,
Пред сильным мира — все лакеи,
А над забитым мужиком
Свершали варварства затеи.
За раболепие и лесть
В подачку «души» получали,
Средь них звучало слово «честь»,
Но чести люди те не знали.
Всё гниль, как в царстве мертвецов;
Темно, как в сумрачной могиле,
И лишь у мраморных дворцов
Огни потешные чадили...
И ты ошибся, в царстве тьмы
Признав «действительности» право, —
И вот с признательностью мы
Тебя тотчас венчали славой.
Но чутким сердцем ты познал
Все благо правды животворной
И, раз познавши, разорвал
С средою лживой и тлетворной.
Ты сбросил силою своей
Традиций рабских гнет ужасный,
Переворот в душе твоей
Свершился пламенный и страстный.
Пред нами в этот час святой
Свет солнца вешнего разлился,
И мир наш пошлый и пустой
Пред нами в наготе явился!
Так гадок был тот мир, что мы
Его своим признать не смели:
Как?! Низость, подлость, мрак тюрьмы?
И это всё, что мы имели?!
И мы, как истые рабы,
Несли тебе слова укора:
«Зачем ты обнажил нам лбы
И показал клеймо позора?»
О! как мы злились, что судьба
Твой гений с правдой подружила! —
И вот развратная толпа
Тебя страданьем окружила...
Брань, клеветы со всех сторон,
Злой смех, в невежестве улики
Неслись, как карканье и крики
С добычи спугнутых ворон.
А ты всё ж нас людьми считал,
Людьми в оковах заблужденья,
И с твердой верой призывал
Гнилые души к возрожденью.
Ты в страстной речи говорил
Об уважении к народу,
Его права провозгласил
На жизнь, на счастье и свободу.
Ты призывал и нас самих
В себе возвысить человека:
«Сознай его, хотя на миг,
В себе — ты, нравственный калеками
Но тупоумье медных лбов
Твои надежды отравило,
Сожгла тебя твоя любовь,
Негодованье задушило!..
И вот, борец многострадальный,
Гляжу теперь на образ твой
С невольным горем и тоской,
Смущенный думою печальной:
Зачем не торжество борца,
Не мир души в нем отразились, —
Черты прекрасного лица
Туманом скорби омрачились?
Зачем нельзя в них прочитать,
Что все сбылись твои желанья?
На них глубокая печать
Невыразимого страданья.

<1877>

«Из-за решетки». Женева, 1877, подпись: Вербовчанин. «Отголоски революции». Таганрог, 1886, подпись: Вербовчанин; «Лютня III: Молодая Россия в стихах» / Изд. Э. Л. Каспровича. Лейпциг, 1897, подпись: В.

Вольная русская поэзия XVIII-XIX веков. Вступит. статья, сост., вступ. заметки, подг. текста и примеч. С. А. Рейсера. Л., Сов. писатель, 1988 (Б-ка поэта. Большая сер.)


МОГИЛА

Посвящается памяти Михаила Михайлова

Там, в краю далеком,
Гибнет много сил,
Есть там много, много
Дорогих могил.
И средь них могила
Гордого борца,
Равенства и братства
Светлого певца.
Родиной забытый,
В каторге глухой
Умер он, измучен
Сердцем и душой.
Но не посылал он
(Был он горд в борьбе)
За свои страданья
Укоризн судьбе.
Беззаветно, страстно
Родину любил,
За нее страдал он,
Для нее лишь жил;
Не свои невзгоды
Мучили его,
Ждал он в жизни счастья
Только одного:
Чтобы ты, воспрянув,
Родина моя,
Сбросила вериги
Рабского житья!..
Отчего ж от смерти,
От лихих оков
Не спасешь, родная,
Любящих сынов?

Умер... Путь тернистый
Пройден наконец;
Выстрадан сторицей
Доблестный венец!
И... колодник вырыл
Сажня два земли;
Четверо конвойных
К яме труп снесли;
Кое-как, с досадой,
Торопливо поп
Отчитал молитвы,
Запечатал гроб.
В яму опустили
Этот гроб простой,
Крепко надавили
Твердою землей...
И никто не пролил
Над могилой слез
И цветов прощальных
К гробу не принес.
Хоть бы крест сосновый
Миру говорил:
«Здесь лежит, кто честно
Родину любил!»
Только мать-природа
Раннею весной
Красит ту могилу
Шелковой травой.
Да зимой над нею
Высится курган
Снежный, что навеет
Буря-ураган.

<1877>

«Из-за решетки». Женева, 1877, подпись: Вербовчанин. «Стихи и песни». М., 1886, подпись: Вербовчанин; «Лютня III: Молодая Россия в стихах» / Изд. Э. Л. Каспровича. Лейпциг, 1897, подпись: В.

Вольная русская поэзия XVIII-XIX веков. Вступит. статья, сост., вступ. заметки, подг. текста и примеч. С. А. Рейсера. Л., Сов. писатель, 1988 (Б-ка поэта. Большая сер.)


«ВОЛЧОНОК»

Посвящается Вере Любатович

Ах, как на судьбу мне обидно:
Конца моим мукам не видно!
Как грудь разболелась в неволе,
Я вся исстрадалась от боли!
—

О! как бы я страстно хотела,
Чтоб весть в каземат долетела
О грозном, святом пробужденье
Народа родного; о мщенье

Поборникам тьмы исступленным,
Свободы врагам озлобленным,
Рабам суеты, сладострастья,
Гонителям правды и счастья,
Сгубившим в глухом каземате
Народа друзей — моих братий.
И как мне ни тяжко в темнице,
Как в клетке измученной львице,
Без дела, без воли, без света...
Но только бы весточка эта —
И я бы, как роза, алела,
И грудь бы моя не болела.

Я знаю: народ мой любимый
Меня не забыл бы, гонимой,
И в час своей славы победной,
Когда над отчизною бедной,
Над краем застоя и тленья,
Прошла бы гроза обновленья, —
Он, звуки заслышав тревоги,
Разнес бы дворцы и... остроги!..
И, полный и силы, и власти,
Он волю и светлое счастье
Мне дал бы, как верному другу,
За всю пережитую муку, —
И я бы, как роза, алела,
И грудь бы моя не болела!

Но если бы даже родимый
Народ, мною страстно любимый,
Разбивши ярмо угнетенья,
Забыл бы меня в заточенье,
В моем каземате постылом,
Как в склепе сыром и унылом,
То всё же в окно каземата,
От ранней зари до заката,
Не песни тоски и печали
Тогда бы ко мне долетали,
Но, полные счастья, свободы,
Неслись бы под темные своды, —
И я бы, как роза, алела,
И грудь бы моя не болела!

Но там, вне тюремной ограды,
Там тоже не много отрады!
Там нивы, луга зеленеют,
Небесные своды синеют,
Там шепот прохладного бора,
Раздолье степного простора,
И вольного вихря дыханье,
И грозного моря плесканье;
Там горы, там синие реки,
То злые, то полные неги;
Там все, все богатства природы,
Но нет одного: нет свободы!

Ах, если б народ угнетенный
Свободно вздохнул, обновленный! —
Я пышной бы розой алела,
И грудь бы моя не болела!

Между 1875 и 1877

«Из-за решетки». Женева, 1877, подпись: Вербовчанин. «Лютня III: Молодая Россия в стихах» / Изд. Э. Л. Каспровича. Лейпциг, 1897, подпись: В.

Вольная русская поэзия XVIII-XIX веков. Вступит. статья, сост., вступ. заметки, подг. текста и примеч. С. А. Рейсера. Л., Сов. писатель, 1988 (Б-ка поэта. Большая сер.)


ОНА

Посвящается женщинам процесса 21 февраля — 14 марта 1877 г.

Ее всегда в дни детства окружала
Толпа простых, трудящихся рабов;
Средь них она всегда к себе встречала
Одно вниманье, ласку и любовь.
И в их лице она привыкла видеть
Своих друзей — и добрых и прямых;
У них любить училась, ненавидеть
И понимать страдания других...
Зимой, бывало, девочка с охотой
Бежала к ним, в их бедный уголок,
Где коротали, сидя за работой,
Они в рассказах зимний вечерок.
Горит свеча, чадит и нагорает,
Уныло льет по стенам тусклый свет;
Так душно там; забав, веселья нет,
Но девочка-малютка не скучает.
Под крылышко забившись к доброй няне,
Головкою к груди ее прильнет
И слушает то сказку об «Иване»,
То повесть жизни, горя и забот,
Вникая в смысл правдивого сказанья
О их борьбе с позором и нуждой,
Сочувственною, детскою мечтой
Рвалась она в мир скорби и страданья...
Взросла... И вот из тихой детской кельи
Ее ввели в обширный, пышный зал,
Где утопал в изысканном весельи
Гостей блестящих праздный персонал.
Гремел оркестр, весь зал сиял огнями,
Носились пары в танцах перед ней...
С мужчинами кокетничали дамы,
Лился поток заученных речей.
И холодом повеяли ей в душу
Весь этот блеск, весь музыкальный гром:
И лед блестит, — но этот блеск теплом
Не наделит зимы суровой стужу!
Вокруг ни в чем не встретил отголоска
Весь мир ее заветных дум и грез;
Знакомых черт, ни радостей, ни слез
Не встретил глаз под внешним слоем лоска.
И сердце сжалось горько и тоскливо...
Что шаг — то цепь движенью и речам!..
И, в уголку усевшись сиротливо,
Не шла она к ликующим гостям...
Но жизнь не ждет... И перед ней широко
Раскрылся мир тщеславной суеты,
Приличием прикрытого порока,
Ничем не наполнимой пустоты.
В безделии за днями дни бежали;
Желанья все исполнены всегда:
Давалось все без боли, без труда,
И в праздности ей жить бы без печали!..
Здесь жертвы рок не требовал жестоко;
За хлеб, за кров здесь не было борьбы;
Но шла она печально, одиноко
Среди пустой и барственной толпы;
Да! Сердце чуткое сознало, что вокруг,
Где все сияет внешней позолотой,
Довольство, блеск, всё — дело черных рук
Сынов нужды, задавленных работой;
Что нищета так страшно в их лице
Уничтожает личность человека
Затем, чтоб в пышном замке и дворце
Из слез нужды родились блеск и нега!..
В веселья час, когда ей поднесет
Бокал вина поклонник именитый,
Шипит вино, но кровью отдает,
Блестит слезой, страдальцами пролитой!
Да! Счастья нет в темнице наслажденья,
Здесь чистота души для сердца яд!
Здесь не найти душе успокоенья,
Как не найти здесь истинных отрад!
Так душно здесь... Всегда и все стремятся
Спокойно жить друг другу не давать,
Под счастие другого подкопаться
И павшего со смехом растоптать!..
Бежать, бежать от этого веселья!
Прочь из толпы ликующих людей!
Вон из палат, где тысячи огней,
Но всё ж темно, как в ходах подземелья!..
И, вырвавшись из золотой неволи,
С любовью к людям в сердце молодом
Пошла она искать счастливой доли
В тот мир забот, где всё полно трудом;
Она пошла искать себе спасенья
Туда, где жили бедные рабы,
Несчастные невольники терпенья
И пасынки озлобленной судьбы.
И вот она в иную жизнь вступила;
Не страшны ей работа и нужда, —
С великими героями труда
Она союз и братство заключила.
Чтоб их борьба к победе привела,
Чтоб их враги свободы не сломили,
Чтоб даром кровь людская не текла, —
Обменом сил они союз скрепили:
Она дала великий свет наук,
Сознанье прав на избранную долю;
Они внесли испытанную волю
И силу, мощь своих трудовых рук.
В союзе братском стройною толпой
Они пошли встречать свои невзгоды,
Чтобы рассеять их... И битвы роковой
Ударил час, как вестницы свободы!

В ком сердце честное живет еще в груди,
Пошли им вслед свое благословенье!
Да встретят их любовь и уваженье,
Да встретит их победа впереди.

<1877>

«Из-за решетки». Женева, 1877, подпись: Вербовчанин. «Отголоски революции». Таганрог, 1886, с вар.; «Лютня III: Молодая Россия в стихах» / Изд. Э. Л. Каспровича. Лейпциг, 1897, с вар., подпись: Б., вероятно опечатка — вместо: В.

Вольная русская поэзия XVIII-XIX веков. Вступит. статья, сост., вступ. заметки, подг. текста и примеч. С. А. Рейсера. Л., Сов. писатель, 1988 (Б-ка поэта. Большая сер.)


ПЕТРУ АЛЕКСЕЕВУ
(ОСУЖДЕН 14 МАРТА 1877 г. ОСОБ<ЫМ> ПРИ<СУТСТВИЕМ> ПРАВ<ИТЕЛЬСТВУЮЩЕГО> СЕН<АТА> НА 10 ЛЕТ КАТОРЖНОЙ РАБОТЫ)

«Барству да маклачеству
Неужли потворствовать?!»
Не хотелось молодцу
Кланяться, холопствовать!
Невзлюбило пылкое
Сердце, непокорное,
Путь-дорожку битую,
Путь-дорожку торную.
Правду неподкупную
Божий свет увидела
Голова удалая
И — возненавидела
Долю подневольную,
Волюшку забитую,
Злобу окаянную,
Злобу ядовитую;
Вызвать в бой осмелилась
Гордо, без смущения
Царскую опричину,
Силу угнетения.
Эх, и озлобились же
Подлостью богатые
Палачи народные,
Палачи проклятые!
Каменное, жесткое
Сердце их гранитное
Ядом переполнилось,
Местью ненасытною.
Говорят удалому
Речи ненавистные:
«За свободомыслие,
Чувства бескорыстные,
Да за жизнь рабочую
Трудную да серую,
Получи наградушку
Нашу полной мерою;
Ты слюбился с волюшкой,
Что с душой-девицею,
Так спознайся, молодец,
С душною темницею.
Невзлюбил ты горюшко,
Жизнь раба бездольную,
Так уж выпей, молодец,
Горя чашу полную.
Чтобы гребню частому
Не было заботушки,
Этой непоклончивой
Сбреем полголовушки;
В звании кандальника,
Битого, голодного,
Ройся в адской темени
Рудника холодного;
Знай землицу-матушку
Заступом покапывай,
Песни пой о волюшке
Да цепьми побрякивай!
Думал ты — для родины
Цепи рабства пагубны, —
Так добудь железца нам,
Нам на цепи надобно!
А уж цепи выкуем,
Так на славу: тонкие,
Хоть тяжеловатые,
Да, как гусли, звонкие!»
Голова удалая
Все ж не поклонилася,
Сердце молодецкое
Все ж не покорилося:
«Что ж! Закуйте в цепь меня
И обрейте голову,
Но не сброшу с плеч своих
Я креста тяжелого;
Не бегу страдания —
Сила в нем великая, —
Перед ним рассеется
Ваша злоба дикая;
На него помолится
Весь народ задавленный,
Славой увенчается
Вами обесславленный».

1877

«Из-за решетки». Женева, 1877, подпись: Вербовчанин. «Отголоски революции». Таганрог, 1886 (последние 13 ст., приходившиеся на несохранившуюся с. 86 этого сб., неизвестны); «Стихи и песни». М., 1886, подпись: Вербовчанин; «Лютня III: Молодая Россия в стихах» / Изд. Э. Л. Каспровича. Лейпциг, 1897, подпись: В; «Новый сборник революционных песен и стихотворений». Париж, 1898, подпись: Вербовчанин.

Вольная русская поэзия XVIII-XIX веков. Вступит. статья, сост., вступ. заметки, подг. текста и примеч. С. А. Рейсера. Л., Сов. писатель, 1988 (Б-ка поэта. Большая сер.)


ЗАВЕЩАНИЕ

Здесь умирая, в казематах,
Мы завещаем всем друзьям
За муки бедного народа
Отмстить врагам!

Самой судьбе бросайте вызов,
Уж раз к врагу она пошла,
С ним против братства и свободы
В союз вошла!

Когда же, в час победы светлой,
Разволновавшаяся кровь
Утихнет в сердце — завещаем
Одну любовь!

Пускай тогда меж вами, братья,
Не будет нищих, богачей,
Ни вечно загнанных страдальцев,
Ни палачей!

Вы храм воздвигнете науки
На место храма лжи и тьмы
И храм свободы лучезарной —
Взамен тюрьмы!

Пусть край родной не оглашает
Ни стон страдающих людей,
Ни свист бича, ни гром орудий,
Ни звон цепей!

Святая личность человека
И честность мысли и труда
Пускай находят уваженье
У вас всегда!

Когда ж блеснет заря спасенья,
Настанет братства светлый час —
В счастливой жизни вспомяните,
Друзья, и нас!

1877

«Из-за решетки». Женева, 1877. «Собрание стихотворений». Спб., 1879; «Отголоски революции». Таганрог, 1886; «Стихи и песни». М., 1886 — везде подпись: Вербовчанин; «Лютня III: Молодая Россия в стихах» / Изд. Э. Л. Каспровича. Лейпциг, 1897, подпись: В; «Новый сборник революционных песен и стихотворений». Париж, 1898, подпись: Вербовчанин, помета: Дом предварительного заключения.

Вольная русская поэзия XVIII-XIX веков. Вступит. статья, сост., вступ. заметки, подг. текста и примеч. С. А. Рейсера. Л., Сов. писатель, 1988 (Б-ка поэта. Большая сер.)


ПРИМЕЧАНИЯ

Гей, работники! несите... Ст-ние предназначалось для пропаганды в широких народных массах и было отобрано при аресте (см.: Синегуб С. С. Записки чайковца. М.; Л., 1929. С. 126 28).

Просьба. Написано во время подготовки "хождения в народ". Манифест 1861 года не решил аграрного вопроса: земли крестьяне не получили; ее необходимо было выкупить, а до тех пор работать на помещика, считаясь "временнообязанным". К тому же, крестьяне не вольны были выбирать, какую землю выкупить, поэтому даже за деньги им достались худшие земли. Тысячи крестьян разорились и превратились в батраков. Автором этого стихотворения в списках неоднократно назывался другой известный революционер-народник Д. А. Клеменц. Хотя С. С. Синегуб и назвал себя автором этого отобранного у него при обыске ст-ния, но Н. А. Морозов в беседе с А. А. Шиловым категорически настаивал на авторстве Д. А. Клеменца (эта атрибуция принята в изд. «Вольная русская поэзия второй половины XIX века» / Вступ. статья С. А. Рейсера, подготовка текста и примеч. С. А. Рейсера и А. А. Шилова. Л., 1959 (Б-ка поэта, БС)). В пользу авторства Синегуба принята во внимание аргументация в примеч. О. Б. Алексеевой в изд. «Агитационная литература русских революционных народников...». Л., 1970. С. 493—494; там же указаны другие загл., под которыми ст-ние распространялось в списках: «Просьба крестьян», «Народ и царь», «На-ткось», «Разговор царя с народом».

Думы мои любые… Автографы ст-ний С. С. Синегуба, вошедших в «Из-за решетки», их отличия от публикуемых текстов охарактеризованы в статье В. Г. Базанова (Еще об одной тетради стихотворений Сергея Синегуба // «Русская литература». 1967, № 1. С. 171, 173—174). Ст-ние перекликается со ст-нием Синегуба «Думы мои, думы!..» (1873 или 1874?), открывающим раздел «Тюремные стихотворения» в его сб. «Стихотворения. 1905 г.» (Ростов н/Д., 1906). В ст-нии заметно также влияние Шевченко — ст-ний «Думи моï, думи моï, Лихо меня з вами...» и «Думи моï, думи моï. Ви мoï единi...».

К бюсту Белинского. Признав «действительности» право. В сложном творческом пути Белинского был недолгий период (1838—1840), когда он гегельянской формулой «все действительное — разумно» пытался оправдать существующий общественный порядок.

Могила. Другая ред., под загл. «Памяти М. Л. Михайлова» опубл. в изд.: «Поэты-демократы 1870—1880-х годов» / Вступ. статья Б. Л. Бессонова; биогр. справки, подготовка текста и примеч. В. Г. Базанова и др. Л., 1968 (Б-ка поэта, БС). М. Л. Михайлов умер на каторге, в Кайданском руднике; могила его была затеряна, и лишь много лет спустя ее нашел П. Ф. Якубович.

«Волчонок». «Волчонок» — революционная кличка В. С. Любатович (по мужу Осташкиной, 1855—1907). В 1871 г. она уехала в Швейцарию и училась в Цюрихском университете, где вошла в кружок «Фричей» (по имени хозяйки квартиры, где кружок собирался). По возвращении в Россию вступила во «Всероссийскую социально-революционную организацию». В августе 1875 г. была арестована и 14 марта 1877 г. по «процессу 50-ти» приговорена к каторжным работам на 6 лет, замененным ссылкою на поселение в менее отдаленные места Сибири. Об этом ред. «Из-за решетки» сделана соответствующая сноска к загл. ст-ния.

Она. Первая публикация («Из-за решетки». Женева, 1877) сопровождена ред. примеч.: «Все они осуждены — частию за ведение социально-революционной пропаганды в среде рабочих, частию за принадлежность к революционной организации и «недонесение» о чужой деятельности: Софья Бардина, 22 л. — на 9 л; Александра Хоржевская, 20 л. — на 5 л.; Ольга Любатович, 22 л. — на 9 л.; Варвара Батюшкова, 25 л. — на 9 л. — в каторжные работы; Анна Топоркова, 21 г. — на 4 г., и Геся Гельфман, 22 л. — на 2 г. — в рабочий дом, с лишением всех прав состояния; Лидия Фигнер, 21 г., Варвара Александрова, 23 л., Вера Любатович, 20 л., Евгения Субботина, 23 л., Надежда Субботина, 20 л., Елена Медведева, 25 л., Марья Субботина, 21 г. — в Сибирь на житье; Надежда Георгиевская, 19 л. — на 3 месяца, Екатерина Гамкрелидзе, 20 л. — на 6 недель, Екатерина Введенская, 20 л. — на 2 недели — тюремного заключения». Окончательный текст, под загл. «Народница» см. в изд.: Синегуб С. Стихотворения. 1905 г. Ростов н/Д, 1906; здесь ст-ние подверглось стилистической правке, сокращению и переделке. Посвящено 16-ти женщинам, прошедшим по «процессу 50-ти». Синегуб стремился дать типичный образ женщины-революционерки; тем не менее начало ст-ния навеяно, по-видимому, биографией сестер Субботиных, а следующая часть — С. Л. Перовской (см.: Субботина Е. Д. На революционном пути. М., 1928; Ашешов Н. П. С. Л. Перовская. Пг., 1920. С. 10—11).

Петру Алексееву. Другая ред., существенно сокращенная, опубл. в изд.: «Поэты-демократы 1870—1880-х годов» / Вступ. статья Б. Л. Бессонова; биогр. справки, подготовка текста и примеч. В. Г. Базанова и др. Л., 1968 (Б-ка поэта, БС). Алексеев П. А. (1849—1891) — ткач, участник революционного кружка, организованного за Невской заставой в Петербурге в 1873 г. Судился по «процессу 50-ти». На суде 10 марта 1877 г. произнес знаменитую речь с призывом к революции; текст ее неоднократно издавался отдельными брошюрами, перепечатывался в сборниках, ходил в списках и т. д. Алексеев был присужден к 10 годам каторжных работ, по отбытии их поселен в Якутской области и вскоре был убит. Другое ст-ние, навеянное речью Алексеева, было написано Ф. В. Волховским, но текст его неизвестен (см.: Волховской Ф. В. Ткач Петр Алексеевич Алексеев. Спб., 1906. С. 9). Кроме того, два анонимных стихотворных переложения речи Алексеева см. в изд.: «Архив „Земли и воли" и „Народной воли"». М., 1932. С. 315 — 317. Маклачество - занятие перекупкой, посредничеством при мелких торговых сделках.

Завещание. Ст-ние перекликается с завещанием, написанным Ф. В. Волховским и подписанным 24 участниками (в том числе С. Синегубом) перед отправлением на каторгу и в ссылку (см.: «Община». Женева. 1878, № 6/7). Первые 4 ст. помещены в качестве эпиграфа к статье.Д. А. Клеменца (По поводу завещания / / «Община». Женева. 1878, № 8/9).